После игр 12-го тура чемпионата страны, состоявшихся 13 и 14 июня 1960 года, футболисты сборной СССР вновь покидают свои клубы и собираются в Москве. Их ожидает первый из двух контрольных матчей, запланированных до отъезда во Францию на финальный этап Кубка Европы. Соперником должен стать миланский клуб «Интернационале», игра назначена на 21 июня. А 17-го числа, в пятницу, вопрос о подготовке сборной заслушивает президиум Федерации футбола СССР – докладывает начальник команды Андрей Старостин.
* * *
Это человек удивительный. В нынешней сборной вообще редкий подбор фигур, за счёт чего, собственно, она и останется в истории, но даже на таком роскошном фоне Старостин стоит особняком. Масштаб этой личности трудно измерить, иногда кажется, что её возможностям нет предела – любая высота, абсолютно любая, будет по плечу.
Он свой в самых разных сферах. И среди хозяйственников: ещё до войны, тридцатилетним, был председателем правления фабрики по изготовлению спортинвентаря «Спорт и туризм». И в художественных кругах: женат на цыганской артистке, дружен с корифеями – от театрального Михаила Яншина до эстрадного Марка Бернеса. И среди литераторов: он автор четырёх книг, которые выдержат не одно издание, предмет уважения зрелых мастеров, вроде Юрия Трифонова, и восторгов начинающих, вроде Жени Евтушенко. И в коридорах власти: Виктор Понедельник вспомнит, что когда вдруг, уже после ухода с поля, окажется невыездным, именно Андрей Петрович сведёт его с Александром Яковлевым, будущим «прорабом перестройки». И даже среди граждан свободных профессий. Во-первых, за спиной у него двенадцать лет заключения. А во-вторых, он играет на бегах, не мыслит своей жизни без ипподрома, где, как известно, дела ведёт публика ушлая. Шутит по поводу этой своей страсти: «Видел колонны перед ипподромом? Поставлены на мои деньги».
И, разумеется, он свой в футболе. Если кто-то из сегодняшних в глубине души считает его архаизмом, то совсем скоро от своих заблуждений избавится. Когда в начале июля сборная СССР уже во Франции надумает сгонять двусторонку, то обнаружится, что 17 – столько мест в заявке – надвое не делится. Видя такое дело, Андрей Петрович вызовется помочь, выйдет за второй состав, встанет в центре обороны, предупредит оппонента Виктора Понедельника, чтоб не пищал, и вообще не даст ему ничего сделать! Конечно, это будет не полноценный матч, а не больше получаса в конце тренировки, но впечатление всё равно получится грандиозным. Со стороны невозможно поверить, что Старостину сегодня 53.
Хотя феноменальный магнетизм этой личности, как и любой другой феномен, едва ли можно механически разложить на составляющие. Это уникальный сплав энциклопедичности, стиля, юмора, благородства, слога, чуткости, стержня, обаяния, широты… Он настолько выбивается из общепринятого формата, что за глаза его иной раз зовут Лордом – в советских реалиях образ диковинный, но оттого особенно манящий. Впрочем, здесь ухвачено скорее внешнее, тогда как зерно, как всегда, внутри.
* * *
Эта оговорка случилась ровно двадцать лет назад, в 1940-м. «Спартак» собирался на идеологически ответственное турне в Болгарию, а потому руководить делегацией были назначены божки со сталинского олимпа. Один из них, Лев Мехлис, в намерении дать футболистам политическую установку хотел спросить капитана, но, поскольку от футбола был далёк, кликнул: «Кто атаман?» «Я атаман!» – тут же отозвался Андрей Старостин. И это была, пожалуй, лучшая ошибка в жизни Мехлиса. Потому что по сути своей Старостин на самом деле атаман – яркий, громкий, вдохновенный, обожаемый своими разбойниками и чтимый чужими.
Уж насколько «Динамо» со «Спартаком» на ножах, но Михаил Якушин ещё в игровые годы ничуть не стеснялся признать лидерства третьего из Старостиных: «Он был прирождённым вожаком. Я это сразу почувствовал, когда стал играть в сборной столицы. По характеру человек весьма доброжелательный и чуткий, Андрей Старостин на поле был очень требовательным и резким по отношению к тем, кто ленился или манкировал своими обязанностями. Одного подбодрит, на другого прикрикнет, третьего успокоит – смотришь, порядок в игре команды уже и наведён».
Теперь Андрей Петрович не на поле, но его служебный круг, если разобраться, тот же самый – подбодрить, прикрикнуть, успокоить. Душа футбола – это то, что заботит его больше техники или тактики, что он исследует, обдумывает, что чувствует лучше всего.
* * *
Начальником команды сборной СССР он стал в 1958-м, после «дела Стрельцова», ответить за которое пришлось прежнему начальнику Владимиру Мошкаркину. И в конце того года жизнь впервые проверила его на соответствие.
На исходе сезона, во второй половине октября, сборная поехала на товарищеский матч в Лондон. Никакой спортивной необходимости в нём не было – просто мы должны были англичанам ответный визит за то, что они приезжали к нам в мае, перед чемпионатом мира. Играли неважно, хотя и не в той степени, что следует из счёта – 0:5. Дома такой результат, естественно, восприняли как оскорбление, как подрыв государственного престижа – обойтись без наказания было невозможно. Сбивчивый и гневный разбор полётов на заседании президиума федерации выявил трёх виноватых – Никиту Симоняна, потому что капитан, Бориса Кузнецова, потому что стал причиной пенальти, с которого нам забили четвёртый гол, и Валентина Иванова, потому что не поднял в одном из эпизодов ногу, что тоже стоило нам пропущенного мяча. Прозвучало предложение вывести грешников из сборной, снять заслуженных мастеров. Ещё мгновение, и сурово настроенное собрание единогласным взмахом рук опустило бы плаху на шеи назначенных жертв. В этот момент Старостин негромко произнёс: «Прошу слова».
А дальше, по свидетельству очевидца, произошло следующее. «Говорил он так, как умеет говорить только Старостин, – ярко, убедительно и логично, не оставляя своим оппонентам никаких шансов. Смысл его речи был примерно таков: неужели поражение, даже разгромное, может ослепить взрослых, разумных людей? Да, сыграли плохо, однако все мы достаточно знаем и Симоняна, и Иванова, и Кузнецова, общеизвестны их заслуги, их отношение к футболу вообще и к своим обязанностям в сборной в частности. Старостин сел, и мы почувствовали, что атмосфера в зале изменилась. Всем будто стало стыдно за своё недавнее поведение, за своё стремление во что бы то ни стало найти и принести жертву. Собрание свернуло с накатанной дороги, по которой катилось только что. В конце концов, выступление признали неудовлетворительным, но вину между игроками делить не стали. На том и разошлись…»
Это в исполнении Старостина был вариант «успокоить».
* * *
Буквально сейчас, в начале лета 1960-го, наиболее актуальной для сборной становится опция «подбодрить».
Речь идёт о Валентине Бубукине, левом полусреднем. Игрок чрезвычайно полезный, с гигантским объёмом, способный заставить любого соперника к концу игры выплюнуть лёгкие, хозяин невероятной колотухи да к тому же бездонный источник позитива для партнёров, он вдруг оказался под прессом трибун. Как-то разок не забил из очевидного положения – его освистали, он оплошал снова, а дальше уже покатился снежный ком. В итоге сейчас, за пару недель до отъезда во Францию, ситуация выглядит критической. Ему свистят уже при любом касании, а он, команде крайне необходимый, на глазах теряет уверенность. Даже подходит к Старостину с прямой просьбой: не ставьте меня на игру.
И точное решение снова будет найдено. В последнем перед отъездом контрольном матче, между СССР-1 и СССР-2, который пройдёт в Лужниках на глазах восьмидесяти тысяч, Бубукина определят во второй состав – и тем самым выведут из-под пристального внимания публики. Он немного переведёт дух, осмотрится, в конце игры отдаст голевую и во Францию поедет уже заново родившимся. А там вообще станет центральной фигурой. По крайне мере, парижская пресса после финала олицетворением советского футбола назовёт как раз Бубукина. Это уж не говоря о том, что именно его залп станет точкой перелома в игре. Впрочем, это только для протокола – внутри команды перелом наступит чуть раньше.
* * *
Перерыв финального матча Кубка Европы – очередной выход Старостина на авансцену, на этот раз с функцией «прикрикнуть».
Первый тайм наши уступят – и по счёту (0:1), и по игре. Андрей Петрович увидит в раздевалке поникшие плечи и взорвётся. Валентин Иванов расскажет об этом так.
«– Ну что вы повесили головы? Вы же прекрасные футболисты, вы большие мастера. Неужели вы не видите, что сильнее их? Снимите с себя оковы, поднимите головы, поверьте в себя. Больше от вас ничего не требуется. Вы обязательно выиграете.
И говорил всё это он без ложной патетики, не так, как говорят утешители, а просто тоном человека, убеждённого в своей правоте, вынужденного доказывать вещи, ему, Старостину, совершенно очевидные. Ни один из зрителей не знает, когда наступил перелом в игре. Это знали лишь мы да те, кто был во время перерыва в раздевалке и уловил перемену в настроении игроков. На поле мы вышли совсем другими. В этом быстро убедились и публика, и наши соперники. И когда всё было позади и мы, совершив круг почёта вдоль скрытых темнотой позднего вечера трибун, шли в раздевалку, я подумал: до чего же плохо было бы нам сейчас, не будь с нами человека, сумевшего найти несколько таких нужных слов. Сколько слышал я на своём долгом футбольном веку всяческих разносов и многословных речей, произносимых в самый трудный момент с благой целью повлиять на игроков в лучшую сторону. И каких только высокопарных слов и оборотов не было в этих накачках! Но никогда не производили они такого целительного воздействия на меня и моих товарищей, как несколько добрых слов, сказанных Старостиным».
Добрыми эти слова будут по внутреннему посылу, но по форме – хлёсткими, цепляющими самолюбие. И попадание вновь окажется безупречно точным – именно такой эмоции, резкого окрика, потребует момент. Кажется, в сборной не будет ни одного игрока, который потом, когда придёт время осмысления, не вспомнит этого напористого старостинского спича – точкой поворота к победе каждый сочтёт именно его.
* * *
Когда на человека кто-то хочет быть похожим – это, наверное, высшая форма признания. Андрея Петровича невольно копирует почти любой, кто находится на его орбите, – его интонации, афоризмы, стать, манеру держать руку в кармане брюк. Таков своеобразный знак преклонения перед внутренней силой и чистотой этого мужчины, воплощающего собой, кажется, какие-то вечные ценности. Ведь это же он произнесёт фразу, которая станет украшением отечественной футбольной истории: «Всё потеряно кроме чести». Под этим флагом «Спартак» в 1977-м будет возвращаться в высшую лигу, а всякий нравственно здоровый – просто идти по жизни, и не обязательно спортивной. Подлинный атаман даже поражения умеет принять красиво, так, чтобы хотелось повторить.
Но нынче год победы. И когда месяц спустя сборную СССР, вернувшуюся после парижского триумфа, прямо с трапа самолёта привезут в переполненные «Лужники», на арену её выведет Андрей Старостин. И это никого не удивит. А как иначе? Место атамана – впереди.