Величайшему хоккейному событию ХХ века исполнилось полвека. Ровно 50 лет назад стартовала Суперсерия сборных СССР и Канады. Восемь матчей: четыре — в самых хоккейных «кленовых» городах Монреале, Торонто, Виннипеге и Ванкувере, четыре — в Москве. Каждый, кто выходил тогда на лед в составе «Красной машины», стал по-настоящему великим. Великолепные Александр Якушев, Юрий Ляпкин и Вячеслав Анисин собрались в пресс-центре «МК» и поделились своими воспоминаниями с первым заместителем главного редактора Петром Спектором.
Первая Суперсерия сборных СССР и Канады началась 2 сентября 1972 года и закончилась 28-го. Именно после той серии, состоявшей из восьми матчей, мир узнал, что в хоккей хорошо умеют играть и в Европе. Советские хоккеисты под руководством Всеволода Боброва отправились в Канаду, чтобы показать, как играть против профессионалов. В гостях «МК» побывали герои этого величайшего хоккейного события — лучший бомбардир той серии Александр Якушев, Юрий Ляпкин и Вячеслав Анисин. Эти люди вписали золотыми буквами свои имена в историю советского хоккея.
— Той серии предшествовало много политических разговоров. Были переговоры Леонида Брежнева с премьер-министром Канады Пьером Трюдо, визит Косыгина на матч НХЛ, вопрос решался в том числе и на Политбюро. Председателю Спорткомитета Сергею Павлову сказали: если проиграете все восемь матчей, партбилет положите на стол. Вы чувствовали, что эти вопросы решались на таком высоком государственном уровне?
Якушев: — О том, что предстоит такая серия, нам стало известно где-то в апреле. Но какого-то особенного возбуждения лично у меня не было. Мы все спокойно готовились к сезону, к чемпионату СССР.
— Юрий Евгеньевич, когда Николай Эпштейн увидел вас на футбольном поле в Балашихе и пригласил играть в хоккей за воскресенский «Химик», вы могли себе представить, что будете участвовать в таком турнире и станете капитаном хоккейного «Спартака»? Какое будущее вам в тот момент виделось?
Ляпкин: — В то время мне вообще мало что виделось — слишком молодой был. Для Эпштейна важно было, соображаешь ты в игре что-то или нет. Если есть игровое мышление, то, как говорится, были бы кости — мясо нарастет. Помню, пришел домой, сказал маме, что должен рассчитаться на заводе и ехать в Воскресенск играть в хоккей. Она очень удивилась и спросила: неужели мне еще будут деньги платить за это? Для нас, мальчишек, это в первую очередь была просто игра. Я лично не думал о том, что вырасту до игрока сборной СССР. Вячеслав Фетисов как-то сказал, что нельзя стать чемпионом мира, не став сначала чемпионом двора. Именно так мы и начинали.
— История о канадском журналисте, который пообещал съесть свой репортаж в газете, если сборная СССР выиграет хотя бы один матч, довольно известная. Вы это видели, как он пытался сдержать свое слово?
Анисин: — Я с ним и поспорил. Он ко мне подошел в самолете и спросил, сможем ли мы выиграть хотя бы одну игру. Я подумал: мы тренируемся, нагрузки приличные, кости такие же… Решил, что одну игру мы сто процентов выиграем. А он мне: если вы выиграете хоть одну, я свою газету съем. Давай, мол, поспорим. Ну давай!
В Торонто уже после первой игры прилетаем. Камеры, свет… И этот сидит! С кастрюлями такими алюминиевыми, как раньше в пионерских лагерях были. Я к нему подошел: ну что? Он кастрюлю открыл, а там щи. Он туда чуть-чуть газетку покрошил. Я говорю: не, так не пойдет. Толстенную газету всю порвал и в щи ему накидал. Он потом лет через пять ко мне приезжал домой, я с ним через переводчика общался. Щи у меня доедал. Но он молодец, слово свое сдержал.
Якушев: — Ел он добросовестно, сметанки туда добавил…
— Александр Сергеевич, ощущения, когда Эспозито забил на 30-й секунде, какие были? Только все вроде начинается, а шайба уже в воротах.
Якушев: — Ощущения начались уже в момент объявления составов. Понятно, что нас никто не знал, звучали жиденькие аплодисменты. А когда канадцев начали объявлять, то после каждой фамилии зал вставал! Рев, крик… Мы такого никогда не видели. Уже тогда подумалось, что будет тяжело. И тут раз — забивают первый гол, потом на седьмой минуте — второй. Закралась мысль: куда попали?!
— Что в этот момент на скамейке происходило?
Ляпкин: — Все спокойно было, никакой паники.
Анисин: — Мы с Вячеславом Ивановичем Старшиновым переговаривались. Стоял такой гам, что просто сказать было невозможно, надо было в ухо говорить. Но после двух забитых шайб смотрю, что лучше в пас играть стали. Старшинов тоже говорит: погоди, еще не вечер. Канадцы начали проваливаться, их начали обрезать, и когда Женька Зимин забил, царство ему небесное, мы начали фигу на трибуны показывать: мол, вот вам!
Якушев: — Так после второго забитого канадцами гола заиграл же еще похоронный марш, и это тоже мощное впечатление произвело. Важно было забить…
Анисин: — Да, и когда забили один, потом второй, уже канадцы начали недоумевать. Что происходит? Шайба ходит, все двигаются, кто и куда бежит, непонятно. Ну а после двух шайб Валерки Харламова стадион замолчал. Мы со Старшиновым уже могли спокойно переговариваться. В итоге 7:3. После чего нам Трюдо пшеницу подписал.
— Пшеницу?
— После игры в раздевалку зашли, радовались, конечно, но не прыгали до потолка. А дипломаты скачут от радости! Что происходит, спрашиваем? А они мне: вы даже не представляете, что вы сделали! Трюдо завтра подпишет контракт на продажу пшеницы по хорошей цене… Мы, мол, два года пытались, а вы за два часа справились.
— На второй матч вы как выходили? С пониманием, что хищников приручили немножко?
Якушев: — Нельзя сказать, что мы звездную болезнь поймали, но были внутренне опустошены. Когда прилетели в Торонто, уже не были так настроены бороться. Играли хорошо, но чего-то не хватало в последний момент. Где-то кто-то не добежал, кто-то не открылся, кто-то не бросил… Да и канадцы посмотрели на нас по-другому. Поняли, что играть в хоккей могут не только у них. То, что они выиграли второй матч, было справедливо.
— Юрий Евгеньевич, тяжело было играть против канадских нападающих? Эспозито, Курнуайе…
Ляпкин: — Конечно, тяжело. Они по габаритам — машины. Если раскорячится на пятаке — его не сдвинешь.
— Канадские болельщики с какого момента поменяли свое отношение к вам и начали поддерживать?
Якушев: — Уже в ходе первой игры, когда Харламов забросил две великолепные шайбы, стали аплодировать. Увидели красивый комбинационный хоккей.
— В Канаде у вас было две победы, одна ничья, одно поражение. У СССР было пять очков, у канадцев — три. Никто такого результата не ожидал, но в Москве вы проиграли три игры из четырех. Что сказалось? Длительный перерыв перед московской частью?
Якушев: — Мы закончили в Ванкувере восьмого числа, а только 11-го у нас был вылет из Монреаля. Потому что только один раз в неделю был рейс. Два с половиной дня у нас были приемы. Хорошие приемы, хлеб-соль. По-русски всё. Вот с таким настроением мы прилетели в Москву.
Ляпкин: — Прилетели — сначала акклиматизация, потом нас быстро собрали в Новогорске для подготовки. Но сказалось все в совокупности. И акклиматизация, и что первую игру в Москве выиграли и расслабились.
— Трибуны во время московских матчей — это отдельная история, потому что в столицу прилетели более трех тысяч канадских болельщиков, а наших обычных болельщиков не пустили. Играли словно на чужом льду?
Анисин: — Билеты официально стоили на этот матч 10 рублей, даже мы их покупали за свои деньги. А на черном рынке вообще 300 рублей просили. На трибунах сплошные белые рубашки и галстуки — это представители парткомитетов прилетели со всех союзных республик. Простым болельщикам билеты просто не достались. Мне еще Харламов говорил: мы что, в Канаде играем?..
— Отсутствие поддержки трибун тоже сказалось? Ведь были у вас преданные болельщики, вас на улице узнавали, в очередях за автографами стояли… Стало ли это некой болевой точкой?
Якушев: — Роль сыграло, но это не основная причина. Все-таки после того, как пятый матч в Москве выиграли, все немного расслабились. Нам нужно было победить еще только в одном матче, и все были уверены: уж одну-то игру точно выиграем.
Анисин: — Ну и вообще — это же сборная Канады! Они выводы какие-то сделали. Они уже и в атаку не летели, уже осторожнее стали в обороне играть.
— Если говорить о финале. Шайба Хендерсона — что произошло на последних секундах последнего матча?
Ляпкин: — Мы сами напоролись, потеряли шайбу, сорвалась она с крюка. Шайба залетела под Третьяка и потерялась, а спустя доли секунды она из-под него выползает, и прямо к Хендерсону. Тот метелкой махнул куда попало, но попало в ворота.
— Знаете, попал Хендерсон или не попал бы, миллионы людей до сих пор живут этим ощущением, что полвека назад они увидели на льду настоящих гладиаторов. Спасибо вам за это большое!
Полностью интервью вы можете посмотреть в группе «Московский комсомолец (МК)» ВКонтакте.