Исторический факт: 27 мая 1971-го лучший вратарь всех времен и народов Лев Яшин, покидая поле в своем прощальном матче (за «Динамо» против сборной мира с Факкетти, Эйсебио, Чарльтоном, Мюллером и далее по звездному небосклону), передал пост 23-летнему Пильгую. Как выяснилось, на целое десятилетие…
Встречаемся с Владимиром Михайловичем в одной из кафешек в подтрибунке нового «Динамо». Мотив и повод: давняя договоренность обсудить одну из самых громких кинопремьер 2019-го — «Лев Яшин. Вратарь моей мечты». С кем, в самом деле, говорить про Яшина, если не с «наследником»?
Прежде чем присесть за столик, Пильгуй внимательно изучает план эвакуации, пришпиленный к стеклу. Поясняет чуть позже:
— Любопытно стало, хотел найти ориентиры. Примерно в этой точке раньше был кинотеатр. Рядом — ресторан, а дальше залы пошли: гимнастики, бокса, штанги, борьбы…
— Ностальгия? Грусть-печаль?
— Почему?
— Стадион с иголочки — а не ваш.
— Поначалу было действительно слегка не по себе: все новое, незнакомое. Но уже привыкаю и начинаю понимать: стадион получился. Он уютный, домашний. Хочется повернуться к нему лицом.
— На новом «Динамо» можно творить новую историю великого клуба?
— Верю.
«Яшин» крепче «Харламова»
— Вам понравился фильм? Какие впечатления от «Яшина» у профессионального футболиста?
— В целом — понравился. Он сделан крепче, чем «Легенда» и «Движение». Есть моменты, к которым хочется придраться, но мы же понимаем, что такое художественное кино. На закрытом показе были вместе с Колосковым, Гершковичем. Разговариваем, помню, перед началом, и приходим к общей эмоции: нас ждет очередная клюква с горбушками. Очень приятно было потом сознаться, что ошиблись всей компанией.
— У Валентины Тимофеевны, вдовы Льва Ивановича, имелись, насколько известно, большие сомнения в том, что нужно делать фильм, в котором много личного.
— Еще какие сомнения! Она была категорически против.
— Отвергла немало сценариев, а этот почему-то приняла.
— Приняла больше от того, что ей просто надоело отбиваться: «Да делайте что хотите!».
***
— Вы получили в наследство статус, с которым очень непросто жить. Как вы с этим прессингом справлялись, как несли такое бремя?
— Мое появление в «Динамо» прямо связано с именем Яшина. Отец был ярым футбольным болельщиком. На стадион в нашем родном Днепропетровске постоянно ходил, меня, пацана, с собой таскал. Телевидения в моем детстве не было, его заменяло радио, и фамилия Яшина оказывала на меня какое-то магическое действие. Очень хорошо это помню.
Потом жизнь сложилась так, что я немножко научился вратарской профессии. Стал, как говорится, подавать надежды и в 1969 году получил предложение перейти из «Днепра» именно в «Динамо».
— Попасть в команду мастеров и заиграть в ней — немного разные истории…
— В любом случае о «наследии» всерьез говорить не стоит. Это такой гладкий и плоский образ… Он отлит в тысячах штампов, отшлифован до блеска. Когда я стал в «Динамо» основным, об этом вообще не думалось. Все немного проще получилось, мысли и задачи сошлись в одной точке: не напороть, не подвести команду и болельщиков, которые привыкли к тому, что вратарь — выручает.
Яшин не давал вратарям советы
— Лев Иванович готовил вас персонально, делился секретами мастерства?
— Ни одного разговора не припомню с таким подтекстом. Нет, один эпизод остался в памяти: игра, мяч заходит с фланга в штрафную, я достаю его дальней рукой. После матча Лев Иваныч с удивлением: «А чего с дальней на мяч пошел?» «Не знаю, — говорю, — мне так удобнее, привык». — «А, ну коль привык — так и делай».
— Вы их ждали — советов, наставлений?
— Ликбеза — точно нет. При всем своем вратарском и человеческом величии он настолько простым был в общении, что это противоречие не сразу укладывалось в сознании. Ты не чувствовал его превосходства, как-то совсем не думалось о менторстве. Лев Иваныч был всегда ровным и доброжелательным. Ко мне, по крайне мере, он относился именно так.
— А вы ему вопросы часто задавали: почему лучший вратарь мира пропустил тот или иной мяч или, наоборот, за счет чего сыграл здорово?
— Никогда ни о чем не спрашивал. Наверное, стеснялся. Но понятно, что Яшин внимательно наблюдал за мной и делал выводы. Когда я ошибался, говорил так: «Не переживай. Пока свои 500 не пропустишь — вратарем не станешь».
***
— Ничего себе нормативчик.
— Это всего лишь образ. Просто цифра.
— Быстро его выполнили?
— Свои голы я никогда не считал, слава богу, но к основе меня подтянули действительно быстро. Ближе к концу первого круга чемпионата СССР-1970 пошли, помню, разговоры о том, что «Яшину пора уходить». Я вышел в основе против «Зари» во втором тайме при 3:0 — здесь играли, на «Динамо». Но это был только эпизод. Лев Иваныч продолжил и доиграл до победного финала Кубка СССР. Это было в начале августа. После финала я стал играть постоянно.
— Конкуренты остались далеко позади?
— Я приходил в «Динамо» четвертым номером, передо мной — Яшин, Валера Балясников и Йонас Баужа. Йонас быстро ушел, так получилось, Валера, когда мы в 1971 году играли первые два раунда Кубка кубков, провел несколько матчей. А потом Коля Гонтарь появился. В 1972-м наш дуэт полностью сформировался.
— Гонтаря вы долго за спиной держали.
— Что значит «держал»? У нас были прекрасные отношения, но меня ставили чаще. Когда случился аппендицит — операция, восстановление и так далее, — играл Коля, и играл великолепно. С ним «Динамо» стало весенним чемпионом в 1976-м, я вернулся в состав позже…
— А момент перехода от «второго номера» к «первому»… Лев Иваныч, конечно, уже сам все понимал. Тяжело ему было, у него желудок болел, соду эту глотал постоянно, тренировки давались непросто. Заканчивать с футболом — это было его решение. Тут уже у меня выбора не осталось: принимай эстафету на глазах у всей планеты.
Куда исчезли перчатки Яшина
— «В день прощания с футболом Яшин передал Пильгую свои перчатки» — немногие знают, что это легенда. Красивая, но легенда.
— Так и есть. Но перчатки мне Лев Иваныч дарил. В 1970-м, после чемпионата мира в Мексике. Тряпичные такие были варежки, помню.
— Игровые?
— Скорее тренировочные. Он пару раз в них поработал, что-то не понравилось. «Хочешь, — говорит, — возьми себе». Я их долго хранил.
— Неужели потерялись?
— Куда-то исчезли в водовороте дней.
— Есть шансы найти бесценный артефакт?
— Вряд ли. Столько времени прошло!
— У Гаджи Гаджиева, знаю, есть куртка, подаренная Яшиным: «До сих пор греет»…
— Большое видится на расстоянии. Все и тогда понимали, конечно, что Яшин — великий, выдающийся футболист, но никто не делал из него идола. Чтобы вещи брать у него на память — такое и в голову не могло прийти. Сегодня об этом, конечно, сожалеешь.
— «Добрый, простой, человечный» — классические характеристики Яшина. Разве можно быть в футболе добрым?
— Он мог быть разным. Пинка под зад засадить, наехать, как сейчас говорят, особенно на своих, — это он умел подходяще, если того требовала ситуация. И к людям Лев Иванович относился избирательно. Он измерял их по главной своей шкале: кто как относится к футболу. Если видел правильное отношение — принимал человека, не обращая внимания на профессию или статус. Нельзя сказать, что он со всеми был запанибрата, но если кого принимал — искренне и навсегда.
Яшин исчерпал себя в футболе и не играл даже за ветеранов
— Мог Яшин стать тренером, как думаете?
— Нет. Наверное, не все примут эту точку зрения, но я думаю, что Лев Иванович полностью себя исчерпал в футболе как игрок. Отдал футболу все что мог, до капли. На каторгу тренерской профессии, которая требует полного погружения и абсолютной отдачи, сил у него уже не хватало. Ни душевных, ни физических.
Начальник команды — идеальная для него должность, как я понимаю. «Динамо» — организация в то время авторитетная, машины, квартиры, мебель — такими мелочами Яшина не загружали. При этом он в футболе, в гуще событий, только не тренируется и не играет. Когда его сняли с должности, это стало ударом.
— У кого поднялась рука?
— Принято считать, что причиной санкций стала трагическая смерть Толика Кожемякина (талантливый форвард погиб в возрасте 21 года нелепой смертью в лифте. — matchtv.ru). На самом деле, думаю, это был только повод.
— «Яшин исчерпал себя в футболе», говорите. После завершения карьеры он вообще играл в футбол?
— Никогда! Ни игры, ни тренировки. Ни одного матча даже за ветеранов: ездил с ними, но на поле не выходил. Но общая усталость — одна сторона вопроса. А вот другая, о которой не каждый задумается: Яшин не мог себе позволить выглядеть в раме плохо, пропустив какой-нибудь «левый» мяч или угодив в смешную ситуацию, которых в матчах ветеранов хватает. Быть слабым — недопустимо в его системе координат.
Когда ногу отняли, он, конечно, был заметно подавлен, но это точно была не слабость. На Головинском шоссе есть институт ортопедии, он лежал там в общей палате с ребятами-«афганцами», их там человек десять было. Протез Льву Иванычу сделали страшный, советский — деревяшка на ремнях. Пока приспособишься ее носить, нужно, чтобы на культе образовалась мозоль. Процесс, мягко говоря, непростой. Очень болезненный. «Афганцы» говорили: «Многое видеть довелось, но такого… Особое какое-то мужество».
— Как быть главному тренеру, когда начальник команды — авторитет мирового масштаба?
— А никак. Нет никаких проблем. Яшин очень точно оценивал обстановку, все прекрасно понимал и не нарушал границы. В тренерские дела не лез вообще. Никогда и никак. Считал это абсолютно невозможным. С Бесковым, конечно, приходилось сложновато, потому что характер у Константина Ивановича был непростой, но я никогда не видел, чтобы между ними искры летели.
— Известен факт, как метался Бесков перед финалом Кубка кубков-1972 против «Рейнджерс»: трижды менял состав, не мог определиться с тактикой… Может, тот самый случай, когда слово Яшина могло сыграть на пользу делу?
— Может быть, но еще раз: Лев Иванович свято соблюдал профессиональный этикет.
— Поражение 2:3 от Глазго на «Камп Ноу» — самый печальный факт вашей спортивной биографии?
— Наверное, один из двух. Второй, точнее, первый: в 1970-м мы уступили ЦСКА в «золотом матче» за чемпионский титул (он состоялся в Ташкенте, «Динамо» вело 3:1, итог 3:4. — matchtv.ru), и я до сих пор не могу понять, как на 84-й он проскочил в сетку, этот мяч. Удар-то у Володи Федотова вышел несильный, я все видел и был уверен: ложусь и спокойно пакую. А он прыг через руки…
— На чемпионате мира-1962 чилиец Рохас примерно так же забил Яшину. Никто ничего не понял, но за этот гол Льва Ивановича предали на родине анафеме.
— Знаете, я даже свой ташкентский гол по сей день не разобрал. Когда на глаза попадается видеохроника — ничего понять не могу, хотя виноватым себя не считаю. Но были в карьере голы, которые сам себе забивал. Однажды здесь, на «Динамо», вылетел на передачу и отчего-то решил ногой сыграть. Замкнуло, нет других объяснений. Разумеется, мяч срезался.
— Красиво зашел?
— Со свистом. С «Локомотивом», помню, встречаемся на выезде — я ни с того ни с сего вылетаю за штрафную, борьба идет, то ли Саша Новиков решает эпизод, то ли Сережа Никулин. Вратарю там точно нечего делать — но нет, выскочил. Забили в пустые.
С каждым вратарем это рано или поздно случается: наступает что-то вроде пресыщения, переходящего в безразличие. Отсюда неверная оценка ситуации.
— Что нужно делать в такие моменты?
— Передохнуть. Сказать тренеру, чтобы не забывал о ротации.
— У Давида Де Хеа, одного из сильнейших голкиперов современности, семь результативных ошибок за последние полтора года в «МЮ».
— Это не так много, как кажется.
— Прозвища Новикова и Никулина, о которых вы упомянули, сохранились в веках: Автоген и Коса. Вратарю на радость…
— Все эти ужасные истории — дань времени. Да, они жесткие были ребята, но защитник и должен быть таким. Они в первую очередь себя не жалели, поэтому и к ним и боялись приближаться. Но никто не может сказать, что Саня с Серегой играли подло. Они играли в мяч, а не в ноги, никого не ломали. И тактически были подкованы на зависть…
Сейчас вспомнил горбушечку: важный матч, идет прострел с правого фланга, Никулин играет на опережение в подкате — и режет мяч в ближнюю «девятку», я и глазом моргнуть не успел. Лежит, на меня укоризненно смотрит: «Володя, не выручаешь».
— А вас форварды боялись?
— Нет.
— Знали, что Пильгуй не выйдет с коленом?
— Я старался играть так, чтоб не травмировать никого. Запугать форварда — не мой метод. Да ведь форварды, как правило, если слышат вратарское «Я!!!», оценивают ситуацию адекватно. В наше время было одно яркое исключение: Старухин в Донецке. Вот тот лез на все мячи. Вырубил меня однажды…
— «Король воздуха», легендарная фигура
— Король… В том эпизоде в меня сыграл преднамеренно. Я отключился, мало что помню. Только на следующий день пришел в сознание, в Боткинской. Смотрю, жена сидит плачет, а я вроде только что на поле был. Потом потихоньку цепочка восстановилась.
***
— В середине апреля в прокат выходит очередной отечественный байопик — «Стрельцов». Эдуард Анатольевич закончил, когда вы только начинали…
— Да, но все-таки успел против него сыграть.
— И пропустить?
— Нет, не забивал он мне точно. А познакомились мы близко, когда ездили за ветеранов. Уникальный человек, тоже очень-очень добрый. Как Лев Иванович.
Помню историю — классика для Эдика. Едем куда-то ветеранами, поезд в 17:00, сбор за полчаса на Курском. Эдик живет рядом, на Садовом. Руководитель команды ветеранов, Владимир Михайлович Поляков, набирает ему домой: «Эдик, ну ты едешь»? — «А сколько до поезда»? — «Полчаса». — «Еще рано». За 15 минут Михалыч опять звонит, та же концовка диалога: «Еще рано». Время тает, последний шанс: «Так ты едешь или нет?» — «А сколько времени?» — «Без пяти!» — «Уже поздно».
Когда Льва Ивановича хоронили — здесь, на «Динамо», было прощание. Эдик подошел к гробу и говорит: «Следующим буду я».
Так и получилось. И полугода не прошло…
26 января наследнику Яшина Владимиру Пильгую исполняется 72 года. Наши поздравления!