155Взгляды
— Читал, что, переехав в молодости из Свердловска в Москву, вы стали театралом. Как это получилось?
— Меня просвещал и направлял мой друг журналист Евгений Цирлин. Он объяснял, что модно, а что не на виду, но обязательно надо посетить. К тому же жена моего партнера по ЦСКА Евгения Коваленко была администратором Театра на Таганке. Я пересмотрел там почти все спектакли.
— Что особенно запомнилось?
— Прежде всего — «Гамлет» с Высоцким. Жаль, я тогда не мог оценить, как мне повезло. Видел воочию то, что и полвека спустя вспоминают с восторгом. Один из таганских артистов был почитателем моей игры, приходил на матчи. Я тогда был молодым перспективным парнем. Меня хотели женить чуть ли не на главном бухгалтере «Таганки».
— А вы?
— Сопротивлялся.
«Мы вкалываем, а он только деньги получает»
— Сколько зарабатывали до переезда в Москву?
— Первая зарплата в «Уралмаше» — 65 рублей. Нижний предел. Меня приписали к цеху № 32 и велели: «Приходи за деньгами, когда рядом не будет заводских рабочих». Потом на застолье в рабочем общежитии я услышал разговор работяг: «У нас в бригаде какой-то *****. Мы вкалываем, а он только деньги получает. Вот бы его увидеть».
— А вы что?
— Спросил: «Какой цех?» — «32-й». Стало как-то неуютно. Но меня так и не раскололи.
— В баскетбол вас подтолкнула женщина?
— Да, я очень многим обязан тренеру Майе Гусевой. Если б не она и не тренер «Уралмаша» Александр Кандель я бы не стал тем, кем стал. С пятого класса посвятил себя баскетболу, а Майя Георгиевна подсказывала, объясняла, направляла. Наконец — привела на просмотр в «Уралмаш».
— Когда появился Анатолий Мышкин?
— Где-то через год. На осеннем сборе прошел слух о мальчишке из свердловской ДЮСШ, которым интересовался ЦСКА. И вот приходит — несуразный, длинные руки, длинные ноги. Сразу получил кличку Луноход и всем полюбился.
— Как родилась ваша связка?
— Мы жили в одном номере, много общались, понимали друг друга не то что с полуслова — без слов. Хватало условных знаков. Часто — и в золотых матчах — Мышкин забивал после моих парашютов. Мой друг Сергей Тараканов обижался: «Ты можешь показать в другую сторону, а дать мне? А то показываешь в мою, а даешь Мышкину. Дай и мне забить».
«Не пойму нынешних ребят: им вдули, а они обнимаются»
— Как вы попали в ЦСКА?
— Был путь для звезд, которых Гомельский любыми путями призывал в армию. И другой путь — для менее известных ребят, в боксе их называли тренировочными мешками. Это как раз мой случай. Широкой публике я был малоизвестен, но в первой лиге выделялся, и тренер ЦСКА Астахов включил меня в директиву министру обороны. Тот подписал.
— Что дальше?
— Отдыхаем в общежитии. Вдруг входит военком: «Еремин, немедленно собирайся». Вывез за город, вручил кучу обмундирования и дал в руки автомат. И так я принял присягу. Потом — Москва. Лето. Я патлатый, в джинсах и белом пиджачке. Нарядился по совету Саши Ковалева, игравшего в ЦСКА: «Ты ж баскетболист. Зачем тебе военная форма».
— Как вас встретили?
— Полковник Родионов, бывший адъютант Василия Сталина, сурово спросил: «Ты кто такой?» — «Еремин». — «Рядовой или гражданский?» — «Рядовой». — «Если за 24 часа не оденетесь по форме — трибунал». Дальше встретился начальник управления баскетбола. Узнав, что я мастер спорта из «Уралмаша», он послал меня в казарму для спортсменов.
— А там что?
— Рота ужинала, и я сел в своем прикиде на нижней шконке. Дальше — точь-в-точь сцена из «Джентльменов удачи». Вваливаются борцы, боксеры: «Ты какого хрена уселся?» Наехали. Думаю, моя жизнь сложилась бы иначе, если б из-за спин тех ребят меня не разглядел сибирский баскетболист Сережа Казаржевский. Он спас меня от расправы.
— Как закрепились в ЦСКА?
— Тоже повезло. Гомельский после серии чемпионств поставил вместо себя зятя маршала Куликова. Мужик он хороший, но не тренер, так что бестолково чередовал нас с Серегой Ястребовым. Ни я, ни он толком не играли.
— В чем повезло?
— На первенстве вооруженных сил меня наконец-то увидел и оценил Гомельский. Вновь возглавив ЦСКА, он включил меня в прессинговую пятерку — к Едешко и Сальникову. Мы ярко выступали, но в решающем матче тренер зажался и сломал игровой рисунок. Может, поэтому и проиграли «Спартаку».
— И поссорились в поезде Ленинград — Москва?
— Мы были расстроены и озлоблены. Серега Белов жестко высказался в адрес всех. И поругались. В общем, нормальное для нас неравнодушие. Нашему поколению не понять нынешних ребят: им вдули, а они обнимаются, целуются.
«Я и как тренер устраивал розыгрыши»
— В чем уникальность Сергея Белова?
— Для меня он самый великий наш баскетболист. Видел снайперов и посильнее, но по лидерским качествам ему нет равных. Все знали, что он покажет в левую сторону, пойдет вправо, резко остановится и пробьет. И ничего не могли поделать (как я — с Драженом Петровичем).
— Какие его слова запомнились?
— Сказанные перед поездкой в Америку. Левой рукой он не водил, а я заменил в первой пятерке Валеру Милосердова и заиграл с Беловым в паре. Американцы отличались жестким прессингом, и Сергей сказал: «Не вздумай дать мне мяч на нашей половине поля. Переведи — потом пасуй». Дальше он накоротке разбирался и забивал важнейшие мячи.
— Почему вас не жаловал Кондрашин?
— Приезжая из «Уралмаша» в молодежную сборную, я жил в одном номере с Мышкиным. Было обидно: его Кондрашин упорно звал в «Спартак», а ко мне — ноль внимания. В конце 90-х Владимир Петрович сознался: «Знаешь почему тебя не взял. Мелких терпеть не мог». У него и без меня был свой маленький — Большаков. Ленинградцев-то он поддерживал.
— Аскер Барчо мне рассказывал, что вы постоянно кого-то разыгрывали. Интересно получилось с Владимиром Жигилием.
— Перед поездкой в Америку он получил машину и похвастался ей на сборе. Я подговорил доктора вытащить ключи, а Ваню Едешко — отвезти машину за угол. Потом попросил доктора отогнать ее еще дальше. Выходим — машины нет, Жигилий в шоке. Едешко: «Ладно, пойдем покажу, где она». Подводит — а ее и там нет. Тогда уж и Ваня побледнел.
— Что он сказал, когда вскрылся двойной розыгрыш?
— Отреагировал доброжелательно. А я бы на его месте обиделся.
— Мышкин вспоминал, что вы написали женатому игроку письмо — якобы от девушки из Владивостока: «У нас будет ребенок. Вылетаю в Москву».
— Я и как тренер устраивал розыгрыши. Сказал на разминке игрокам ЦСКА, давно не получавшим зарплату: «Есть плохая и хорошая новость. Плохая: денег не предвидится. Хороша: московских чиновников пересаживают на российские машины, и правительство распродает иномарки по хорошим ценам».
— Что игроки?
— После тренировки кинулись записываться в очередь. Андрей Спиридонов, король подборов, выяснял: «А можно две машины? А три?» — «Откуда у тебя деньги-то?» — «Займу! Надо же на чем-то заработать». В то безденежное время только юмор помогал выжить. Я и мужа сестры разыграл.
— Как?
— Говорю: «Леня, вместо годовой зарплаты предлагают фуру водки». Он оживился: «Бери!» — «А что с ней делать будем?» — «Найдем машины, развезем».
— Как Гомельский отреагировал на картонную стюардессу перед своей дверью?
— От шока чуть не упал. Он как Луи де Фюнес. Вся его жизнь связана с комическими моментами. Однажды зарубился в шахматы с Едешко. Увидев, что Ваня делает неверный ход, я остановил его: «Подумай!». Он пошел иначе и вскоре поставил тренеру мат. Дальше — немая сцена. Гомельский ненавидел проигрывать.
— Обвинил вас?
— Он тогда целыми днями уговаривал меня не возвращаться в Свердловск. В гости приглашал, по театрам водил… А после той партии поднял на меня глаза: «Ну, ты, уральский ********. Какого хрена лезешь в игру?» Я убежал в номер и решил: ухожу из ЦСКА.
«Хосе Бирюков: ЦСКА пытался удержать, но я начал косить, что спина болит и не могу тренироваться»
— Что Гомельский?
— Тут же зашел: «Стас, обиделся?» Я молчу. Он мне: «Едешко — хреновый шахматист. А ты какой ход подсказал! Вот голова. Молодец». И я остался в ЦСКА.
— Тонко.
— Иногда мне казалось, что мы лучше Гомельского разбирались в баскетболе, а потом понял: тренер — не только тактик. Он прежде всего психолог, мотиватор, организатор. Я его очень ценю, он великий.
— А Кондрашин?
— Как тактик — сильнее. Обладал гениальной интуицией. Фантастический психолог. Как организатор — слабее. Не зря игроки Гомельского потом хорошо устроились по жизни. Он говорил: «В каждой вашей машине два моих колеса». Белов не соглашался. С другой стороны — именно Гомельский добился, чтобы Сергей зажег олимпийский огонь.
«Притащили в койку, а я — ни вздохнуть, ни повернуться»
— Как вы травмировались перед Играми в Москве?
— Месяц до Олимпиады. Последняя тренировка перед выходным. Последнее упражнение со штангой. Присел — и хруст в спине. Сместился позвонок. А я — основной разыгрывающий. На мне замыкалось все — и внутренняя атмосфера, и игра. Меня притащили в койку, а я — ни вздохнуть, ни повернуться.
— Сколько мучились?
— Больше недели. Гомельский был в шоке. Вызвали сильнейшего иглоукалывателя из Прибалтики. Меня обкололи так, что будто доска была от затылка до пяток. Потом я пробежал два-три круга, и Гомельский решил: «Заявляем». А у меня тупизна — и в голове, и в теле. Симптом Ласега — вставал на линию штрафных и чувствовал, что теряю сознание.
— Почему не попали в финал?
— Болтали про пьянки, но этого не было. Просто уверенно всех разнесли на товарищеских матчах и стали рано делить будущие награды. Не только игроки. И тренеры с руководством. Не скажу, что я плохо провел Олимпиаду. Но без травмы сыграл бы гораздо лучше.
— Гомельский писал о вас в 1976-м: «Очень коллективен, не жаден в игре на мяч и боится показаться тщеславным. Во многих случаях это вредит Еремину, и я его, конечно, изрядно ругаю, но избавиться от такой скромности пока ему не удается».
— В «Уралмаше» я забивал помногу, но как жадничать в ЦСКА, когда рядом такие снайперы — Белов, Сальников, Жармухамедов, Тараканов, Коваленко, Мышкин? Я еще и выяснял у каждого, в какой момент лучше дать, в какую руку. Все любили со мной играть. Не просто так меня два раза включали в сборную Европы.
— Сменивший вас в сборной Валтерс — совсем другой?
— Он опередил баскетбол. Яркий игрок, звезда. По индивидуальным качествам мне с ним не сравниться. Валдис — высокий, быстрый, сильный, с дальним броском, с проходом. Но если брать роль в команде, то, думаю, я не уступал. Впрочем, мы и в паре прекрасно играли. И знаю, что ему это нравилось.
— Вы вместе выиграли ЧМ-1982. Чем запомнился турнир в Колумбии?
— Каждую победу вырывали с трудом. Перед турниром нас пугали бандитизмом, но тогда все прошло без эксцессов. Также Гомельский договорился, чтобы в Колумбии пошили кроссовки Белостенному с Ткаченко, у которого 54-й размер. Помню, Мышкин забегает в номер и ржет: «Скорее спускайся».
— Зачем?
— «Сейчас Тканя увидит, что ему привезли. Посмеешься». Петрович с радостью предвкушал, что наконец-то получит удобную обувь. И обнаружил коробку — как от здорового телевизора. И огромный шузняк — то ли 58-го, то ли 60-го размера. С запасом сделали. Поездки в Южную Америку часто сопровождались трагикомическими историями.
— Например?
— В Москве подарили бразильцам балалайки. На одну зарплату жилось туго, и мы были по-своему коммерсантами — рассчитывали, что в гостях нам вручат что-то ценное. А получили какие-то там-тамы. Огромные — как их везти-то? Некоторые ребята просто бросили их в номерах. Но не мы с Мышкиным.
— А вы что?
— Взяли барабаны в Мексику и обменяли на рынке на сомбреро. В Москве его, правда, так и не продали. Осталось как память. А вообще та наша коммерция породила много хохм. Один знаменитый игрок после победы на Европе-1979 натянул двое джинсов (лишние могли отобрать на таможне), а нас из аэропорта повезли на вручение званий.
— В жару?
— 30 градусов. Он взмок и переживал: «Я же потом не продам эти джинсы». Верно сказал Едешко: «Что такое счастье? Дрожащими руками пропереть через границу икру, фотоаппараты и доллары. Там продать и купить какие-то водолазки или плащи. Протащить их сюда, сесть в такси, выехать из Шереметьева и затянуться сигареткой Marlboro».
— Каждый зарубежный выезд — двойной стресс?
— А то. Прилетаем в Америку. В 9 утра завтрак, а в 7 Арзамасков уже промел весь Гринсборо. Узнал, где какие магазины и варианты. Потом — тренировка. Между ней и вечерней игрой — рейд по магазинам. Потом — ноги под холодную воду — и на паркет. А там тебя американцы 40 минут прессингом собачат. Но все равно я доволен, что играл тогда.
— Почему?
— Спорт был настоящим. Да, была коммерция, но сейчас спорт — бизнес. С другой стороны, возможно, то, что мы отвлекались на коммерцию, мешало ЦСКА добиваться успехов в еврокубках.
Римас Куртинайтис: «В конце восьмидесятых мы первыми завезли в Советский Союз компьютеры»
— Футбольный ЦСКА в те годы был неуспешен и внутри страны. Как относились к соседям по базе?
— Я-то с уважением — одними ногами играть не так просто. Но в целом футболистов считали избалованными. Они получали больше внимания, денег и жаловались: «Проиграли, потому что хоккеисты утром громко топали под окнами. Мы не выспались». Но однажды — за поражение в конце первого круга — футболистов увезли в Таманскую дивизию.
— А там что?
— Упражнение — лечь под танк. Вернувшись, футболисты начали второй круг с уверенной победы. В ЦСКА не только создавали условия, но и жестко спрашивали. В юности я болел за «Спартак», а потом увидел, как в ЦСКА вырабатывается победный характер. Помню, хоккеист Гена Цыганков после, по-моему, девяти сотрясений рвался на лед.
«Пять лет подряд встречал Новый год с Леней Якубовичем»
— Чем запомнилась дуэль Ткаченко и Сабониса?
— Они и дружили, и сражались. За два дня до очередного матча с «Жальгирисом» Володя подвернул ногу. Врачи обкололи его, разрезали кед, обмотали ступню. Какой-то болельщик потом жаловался: «Что-то Ткаченко сегодня слабоват». Хотелось сразу ему в рожу дать. Если б он знал, какого мужества Володе стоило выйти на матч.
— Чем выделялся другой центровой Виктор Панкрашкин?
— Скромный, как и Ткаченко. Похож на Ивлева из «Пармы», но повыше, с хитрецой, с изюминкой. Руки до пола. Всех накрывал. Не случайно бог ему подарил олимпийскую медаль. Но на радостях Витя запил. Ему звонили: «Перестань. Деньги кончатся». — «Пока не кончились». Жаль, что алкоголь его сгубил.
Игорс Миглиниекс: «Панкрашкин — самый светлый наш баскетболист. В духовном смысле опережал нас всех»
— Чем вам дорог победный финал с «Жальгирисом» 1983-го?
— Проиграли в Москве первый матч, и литовцы начали снимать фильм про свое чемпионство… А моя жизнь после Олимпиады — борьба с травмами. После позвоночника заболели колени. Затем — ахиллы. Я был уже не тот, что в конце семидесятых. И тренер «Жальгириса» Гарастас сказал своим: «Бросьте Еремина. Прижмите остальных игроков».
— Все послушались?
— Мой друг Йовайша рассказывал: «Я ему сразу ответил: «Тренер, ты не прав. Еремин нам забьет. И правда — я выдал один из лучших матчей. Набрал очков двадцать.
— И Мышкин вывесил золотую медаль в окне поезда.
— Наш шоу-бизнес многое потерял без него. Князь мог бы в Comedy Club выступать. Я-то знаю толк в юморе. Сблизившись с артистической средой, пять лет подряд встречал Новый год с Леней Якубовичем в компании бывших кавээнщиков. Он тогда шутил в десять раз смешнее, чем в «Поле чудес».
«Матч прервали, и в зал вошли автоматчики»
— Как уезжали тренировать в Сирию?
— Закончив карьеру, долго сомневался, что делать дальше. Потом обрадовал сосед по кагэбэшному дому на Октябрьском поле: «Стас, не волнуйся. Устрою дипкурьером. Хорошие деньги. Заграница». Я загорелся, вернулся домой, а жена в слезах. Увидела советский фильм про дипкурьера — его застрелили в поезде и отобрали почту. «Я не отпущу тебя туда!» И я полетел в Сирию.
— Кто-то поддержал?
— Сергей Белов сказал: «Не сомневайся — хороший вариант». Сирия была преуспевающей страной, но вскоре после моего приезда попала под санкции США. Я обменял первые три зарплаты на местные тугрики, а они резко обвалились. Заработать на всю жизнь не удалось. Начал потом всё с нуля. Тогда же распалась моя первая семья.
— Из-за чего?
— Серьезно заболел десятилетний сын. Жена уехала с ним, устроилась санитаркой, чтобы быть рядом с Максимом, и спасла его. А я сорваться не мог и продолжал работать.
— Старший сын сейчас в Америке?
— Да, сам поступил в Университет Атланты. Стал замечательным фотографом. Это его призвание. Я очень рад за него.
— Как вам жилось в Сирии?
— Меня хорошо принимали в посольстве. Возили в баню, на рыбалку. Офицеры переодевали меня в военную форму и нелегально переправляли в Иорданию, которая на фоне Сирии была раем.
— Что шокировало?
— Один матч прервали, и в зал вошли автоматчики. Я: «Что случилось?» — «Сиди молчи. Генерал Али приехал». Заходит такой Бармалей — глава местной разведки. Ему поставили ворота, повесили волейбольную сетку. Он час поиграл во все подряд, в конце пульнул мяч в сторону зрителей и уехал. Нам вернули кольца, и игра продолжилась.
— Работа в Сирии не отбивала желание тренировать?
— Наоборот. Получил первый опыт, первые удары. На меня все спихнули — мужчин, женщин, юношей. Я понял, что ни черта не понимаю в баскетболе, и штудировал 500-страничную англоязычную книгу «Как стать успешным тренером». Годы спустя столкнулся с сирийцами на чемпионате мира. Звали назад: «Все еще тренируемся по вашим упражнениям».
— Читал, что, возглавив юношескую сборную, вы мучились из-за необходимости убирать кого-то из состава.
— Жалость и доброта — не лучшие черты для тренера. Потом научился быть жестче, но не настолько, как надо. Не стал хитрым, как Гомельский или Блатт.
«Мы сделали новую команду лейтенантов»
— Как вернулись в ЦСКА?
— В 1990-м лидеры команды разбежались. Сергей Белов уехал в Италию, а главным стал его помощник Иван Едешко. Он с первого дня в ЦСКА поддерживал меня, а тогда позвал вторым тренером.
— Как формировали команду?
— Набрали все, что плохо лежало. Один пьяница, у другого с дисциплиной проблемы, у третьего сложный характер, четвертого отчислили. Начали работать. Я, наверно, немного поддавливал Ваню инициативностью, и он сказал: «Чувствую, тебе надо быть главным, а мне — помощником».
— Удивились?
— Нет, знал же уникальный характер Вани: душа нараспашку. Он, кстати, потом пожалел, что уступил мне должность. Но тогда мы постепенно, подтягивая молодых игроков, сделали мощную команду. Я бы сказал — новую команду лейтенантов, которую любили болельщики.
Гундарс Ветра: «ЦСКА был группой классных пацанов»
— Армия помогала?
— Выделила несколько квартир для игроков. Где-то за окружной дорогой. А в остальном жили бедно. Карасев получал около тысячи долларов. В ПАОКе 12-й игрок зарабатывал больше, чем вся наша команда (мы еще и ждали деньги месяцами). Греки сообщили нам это, критикуя гостиницу, в которую их поселили в Москве.
— Как доставали деньги?
— Иногда давали бизнесмены, состоятельные болельщики. Были и бандитские деньги. Когда команда разбегалась, начинающий предприниматель Эмиль Голубев сказал: «Мы с женой болеем за ваш клуб. Слышал, что игроки хотят уйти. Вот вам мои личные $10 000». Я принес их ребятам: «Смотрите, как вас любят».
— Как в тех условиях позвали в 1994-м первых американцев — Эванса и Эдди?
— Ну, попробовали, раз пошла такая тенденция. Игроки-то неплохие, но без денег затряслись. Первыми забастовали. А русские ребята решили: ну, и пошли они. И обыграли без американцев «Реал» Сабониса. Вот Маркус Уэбб — наш человек. «Не платят? Ничего, тренер. Работаем». Приезжал от «Динамо» на велосипеде. Одетый в лисью шубу.
Сергей Панов: «Однажды Уэбб поскользнулся и упал под автобус»
— При этом уступал в классе другим иностранцам девяностых.
— Зато боец. С русским характером. Конечно, предыдущий центровой Джулиус Нвосу посильнее. Он тоже нормально вписался в коллектив, но мне как главному тренеру не хватило жесткости в работе с ним. На Финал четырех-1996 Джулиус привез девушку. И сыграл ниже своих возможностей.
— На отравленный матч с «Олимпиакосом» вышли из-за угрозы штрафа?
— Наверно, сейчас бы я не вывел команду. Здоровье важнее. А в 1995-м мы были нищими и бесправными. ФИБА и организаторы давили: «На ЦСКА повесят миллион неустойки за телеправа. Вас пятеро — выходите».
— А руководители ЦСКА?
— Смотрели на меня: «Принимай решение». Я взял ответственность на себя. Может, без того матча не было бы Финала четырех-1996. Говорят, про ту игру снимут художественный фильм.
Евгений Кисурин: «Я два дня провалялся в судорогах. Обычно галоперидол дают психам»
— Почему в 1995-м взяли на легионерскую вакансию не американца, а латыша Ветру?
— Он один из моих любимых игроков. Интеллигентный парень с прибалтийской изюминкой. Нашу защитную линию Карасев — Куделин — Ветра боялась вся Европа. Может, даже не я их поднял, а меня они. Также Кисурин, Панов, Курашов, Вадеев, Спиридонов, Корнев. Команда-мечта. Потом такой коллектив создать не удалось — виню в этом только себя.
— Почему именно Корнева сделали капитаном?
— За человеческие качества. Честнейший, замечательный парень. Объединял команду. Ой, как жаль, что он рано ушел из жизни.
«В рейтинге «Мужчины года» я опередил Жириновского. Гомельского это раздражало»
— Чем запомнились зарубы с «Автодором» во второй половине девяностых?
— Босс «Автодора» Родионов — умница. Отличный селекционер, тратил личные деньги. Конечно, хотел нас обыграть. А, уступив нам в финальной серии, сказал мне на фуршете: «Я столько вложил в этот матч, что вы не только не должны были выиграть, — вы не должны были перейти на нашу половину». Так что те победы я ценю высоко.
— Как игралось в саратовском зале «Юность»?
— На трибуну, которая нависала над скамейкой, Родионов сажал группу с барабанами. Шумели так, что ничего не было слышно. Сам Естафьич постоянно находился у площадки, так что судьи старались не приближаться к скамейке хозяев.
— В «Автодор» вас не звал?
— Никогда. Хотя говорил: «Стас, есть только два тренера — ты да я». А потом слышу его слова: «Еремин — слабый тренер». Но думаю, он всегда был искренен.
— Как узнали о Кириленко?
— Его посоветовал один из моих учителей — мудрый петербургский тренер Штейнбок, помогавший мне в юношеской сборной: «У нас такой парень. Посмотрите». Анатолий Иосифович — очень недооцененный специалист. Это ведь он набрал почти весь кондрашинский «Спартак». У него было виртуозное чутье на таланты.
— Как Кириленко приняли в ЦСКА?
— Я понимал, что такого суперталанта нельзя тормозить. Нужно доверять. Ставил его чаще, чем Тихоненко. И Валера обижался. А потом, став тренером, признал: «Стас, ты был прав».
— Почему в девяностые не уехали в богатый европейский клуб?
— До сих пор лежит дома контракт от ПАОКа на $20 000. Я тогда получал в Москве $400-500, но ментально был не готов к уходу. Считал, это предательством по отношению к ЦСКА.
— О ментальности. Правда, что запрещали смотреть в автобусе американские фильмы?
— Да, люблю наши оттепельные, наивные. «Дом, в котором я живу», «Добровольцы», «Весна на Заречной улице». Они учат чистоте и правде. Чтобы человек становился лучше. А мастерство актеров! Как Гурченко в «Вокзале для двоих» сыграла за час от ненависти до любви к Басилашвили — супер.
— Что с Америкой?
— Был там тридцать раз. И во времена, когда туда никого не выпускали. Мне многое не нравится в американской жизни. Кроме одного — им важнее всего то, что происходит в их районе и городе, а не в остальном мире. Мне сегодня обидно, когда больше говорят о НБА, чем о российских проблемах.
— Куделин отмечал, что в полуфинале ЧМ-98 именно вы, помогая Белову, придумали решающий размен высокого центрового на «малыша».
— Не буду хвастаться. Я в свое время многое почерпнул из книги Евгений Гомельского «Искусство быть вторым тренером». Та замена вызвала секундное замешательство у американцев, и Панов спокойно забил. А перед Куделиным я виноват.
— В чем?
— Его звали в НБА, но он был предан мне. И я уговорил его остаться в ЦСКА. А потом не взял на Олимпиаду в Сидней. Послушал советчиков.
— Своих помощников?
— Не хочу ни на кого сваливать. Я был главным и это моя ошибка. Надо было брать своего проверенного игрока. Перед Олимпиадой мы всех обыгрывали, но я, желая устранить недочеты, нарушил командный баланс. Жалею.
— Почему покинули ЦСКА в 2000-м?
— Я прирос к клубу, но Александр Яковлевич считал, что нужны изменения. И ревностно относился ко мне. Я ведь был достаточно популярен. В белом пиджаке, на хорошей машине, в журнальном рейтинге «Мужчины года» опередил Жириновского. Гомельского это раздражало. Позднее он признал, что ошибся.
— А вы?
— И я. Гомельский создал вокруг меня напряженную атмосферу, выбил из колеи, и я решил: «Ухожу». Жизнь показала, что надо сидеть до конца. Пока не выгонят. Особенно сегодня. Кстати, после моего ухода Михаил Прохоров предложил сохранить мне половину зарплаты, пока не найду новую команду. Я поблагодарил и отказался.
«Некоторые люди знают, почему УНИКС не стал чемпионом»
— Сколько ждали нового предложения?
— Евгений Богачев тут же позвал в УНИКС. Мне посыпались звонки от агентов: «Куда ты? Это Казахстан?» Но благодаря Евгению Борисовичу и мудрому руководству республики мы дали толчок развитию клуба, потянув за собой и другие виды спорта. В 2003-м выиграли у Ивковича Кубок России, а через год — Кубок ФИБА.
— Когда УНИКС был ближе всего к чемпионству?
— В 2004-м. Собрался отличный состав — Жукаускас, Штомбергас, Энсти, Грир, Самойленко и один из моих любимых игроков Мююрсепп. Мы должны были стать чемпионами. Некоторые люди знают, почему этого не произошло.
— Кто?
— Лучше спросить Евгения Богачева.
— Какие у вас были с ним отношения?
— В целом жили дружно, но однажды он обиделся на меня. Полтора месяца не разговаривали. Он утверждал: «Ты меня послал!» — «Да вы что. Даже если б хотел, никогда в жизни такого бы не сказал». Богачев — лидер, харизматик, глыба. Убежден в правильности своих решений, а я часто оппонировал. Ну, и ругались.
— Из-за чего?
— Я отказывался от игроков, а он все равно привозил. Но он — главный. Я должен был либо уходить, либо подчиняться.
— Когда он вас переубеждал?
— Помню, уступали в гостях «Урал-Грейту». Я считал: лучше сбросить обороты, расслабить соперника, а дома отыграться. После поражения объяснил Богачеву: «Все равно бы проиграли. По хрену». — «Это тебе по хрену. А мне позвонил Минтимер Шарипович: «Вы что там творите?!» В той ситуации я был неправ.
— Почему не сохранили состав-03/04?
— Могли побеждать еще года три. Я уже в феврале 2004-го попросил продлить контракты с лидерами, но Богачев предложил подождать. В итоге у нас всех переманили — кто-то забирал даже не особо нужных себе игроков. Новую команду собрать не удалось.
— Как потом вернулись в Казань?
— Позвали генеральным менеджером. Я предположил: «Наверно, тренер Ацо Петрович будет дергаться?» — «Он меня что, волнует?» — ответил Богачев. Потом у Петровича не заладилось, и Евгений Борисович по-дружески приказал: «Давай». — «Не моя команда. Набрали ветеранов, больных». — «Выручай». Мы здорово начали, но потом рассыпались.
«Вызывает руководство: «Набирай дорогих звезд. Как в ЦСКА»
— Как перешли в «Триумф»?
— Его президент Лев Лещенко уговорил покинуть Казань, к которой я прикипел. Кстати, тогда подмосковная команда называлась «Динамо», но я придумал название «Триумф». Мне говорили: «Ты чего? Это название белья!» Но я настоял, и мы заставили себя уважать. Хотя поначалу я попал как кур в ощип.
— Почему?
— В клубе шла реорганизация. Я стал не только тренером, но и генменеджером. Заново пришлось собирать штаб, команду. И вскоре лучшие тренеры Европы в ярости ломали двери раздевалок после матчей с нами. В первый же год мы могли быть в призерах, но нас остепенили.
— Как?
— Мне сказали: «Не рано ли вам сразу в тройку? Побудьте пока пятыми». А потом — самое интересное. Вызывает руководство: «Набирай дорогих звезд. Как в ЦСКА». Я ошибся, не настоял, и мы взяли не совсем тех, кого я хотел. Выглядело это так: освободился в НБА Крстич. «О, суперзвезда. Берем!»
— Руководство — это Лещенко?
— Нет, более высокое. Люди, которые платили деньги. Мы взяли сильных игроков на миллионы долларов, а в июле 2008-го на министра финансов Кузнецова завели уголовное дело. Нам дали понять — финансирование сократится. А я — главный в клубе, на всех контрактах моя подпись. И слышу: «Делайте что угодно, но избавляйтесь от этих игроков».
— Ваша реакция?
— Только я и мои помощники Спиридонов с Антоновой, которым очень обязан, знают, в каком мы были ужасе. Мы оказались крайними.
— Что особенно ужасало?
— У Крстича на первой тренировке — жидкость в колене. Мать-размать! Не дай бог усугубит — никуда не продадим. Останется на целый год. С бешеной зарплатой. Тогда команда подломилась. Думали только о том, куда пристроить игроков.
— Как Лещенко участвовал в жизни «Триумфа»?
— Клуб появился благодаря его связям. Он фанат баскетбола и многое для него сделал. Летая с концерта на концерт, смотрел все наши матчи. Вкладывал в клуб личные деньги. Когда в Подмосковье решили оставить только «Химки», Лев Валерьянович благодаря личным контактам сохранил команду и перевез ее в Санкт-Петербург.
— А вы как уехали в Екатеринбург?
— Мой друг детства Анатолий Концевой возглавлял «Урал» и искал усиления. Думал, что, сделав меня президентом, решит какие-то проблемы.
— Решили?
— Я хотел объединить разобщенные силы уральского баскетбола и улучшить его финансирование. Увы, сделать это не удалось — из-за санкций у бизнеса начались трудности. Зато не ошиблись с приглашением перспективных Мотовилова с Комоловым, которые сегодня в сборной России.
— Что удалось вашему второму сыну?
— Георгий — студент третьего курса мехмата МГУ. Победитель математических Олимпиад. Характер — бойцовский. Когда играем один на один, он побеждает — настолько упертый. Кстати, у меня недавно третий сын родился — Арсений. Восьмой месяц пошел.
— Ничего себе.
— Первый родился в 1977-м. Второй в 2000-м. Третий в 2020-м. Появился новый стимул. Значит, жизнь продолжается.
Читайте также:
- «Я клоун номер один». Безумная жизнь самого яркого итальянца в истории нашего баскетбола
- «Пол Пирс любил русскую баню и котлеты по-киевски». Как тренер из Ленинграда стал первым массажистом НБА и 36 лет проработал в «Селтикс»
Источник:news.sportbox.ru
