283Взгляды
Второго декабря 2010 года в редакции ждали министра по чрезвычайным ситуациям Сергея Шойгу. Это был запланированный заранее “Деловой завтрак”, в ходе которого журналисты обычно задают гостю острые вопросы и на которые гость откровенно отвечает. Девочки из нашего кафе расставили на столе тарелки с горячими пирожками, чайники с крепким чаем, журналисты приготовили диктофоны, в очередной раз проверили фотокамеры. Все было готово к приему министра.
Но мы уже знали, что накануне ночью случилась беда: умер отец Сергея Кужугетовича – Кужугет Серэевич. Позвонили пресс-секретарю министра (отменяем “Деловой завтрак”?). Нет, – сказали нам. – Шойгу ничего не отменяет, он обязательно будет.
Гость приехал как всегда вовремя. Как всегда строгий элегантный костюм, безукоризненная белая рубашка, изящно завязанный галстук. Не как всегда было только выражение лица. Казалось, оно почернело, с него ушла улыбка.
– Ну что, будем начинать? – спросил Шойгу. Секунду мы молчали, и он вопросительно взглянул на главного редактора. Фронин объяснил министру, что все потрясены печальной новостью, выразил соболезнования, ну все, что положено в таких случаях. Шойгу кивнул, тихо сказал спасибо и попросил помощника принести альбом. Через пару минут огромный альбом “Черно-белая Тува” был принесен, Сергей Кужугетович открыл первую страницу, оглядел нас всех и впервые улыбнулся:
– А давайте-ка все сюда, поближе ко мне, – предложил он.
Кужугет Сереевич Шойгу – отец Сергея Кужугетовича. Фото: Из книги Черно-Белая Тува / Сергей Шойгу
Мы сгрудились вокруг него, и он стал рассказывать о своей родине Туве, об отце, о маме, о семье, о детстве, о первых научных экспедициях, о таинственной крепости Пор-Бажын… Когда говорил об отце, неожиданно замолкал, и я видел, как он справлялся с собой, унимая подступавшие слезы.
Это был удивительный день. Он подарил нам всем встречу с очень скромным, внимательным, деликатным, остроумным и обаятельным собеседником. Он ничего не скрывал, ничего не приукрашивал, но умел не говорить того, о чем всегда надо молчать. Я понял, что он – верный сын и друг, что он – романтик, прирожденный путешественник, для которого география не просто наука, а подлинная радость. Он был влюблен в приключения, в тайны, в неожиданные повороты судьбы…
Полтора часа пролетели как пять минут. Он закрыл альбом, сделал дарственную надпись, откланялся и ушел. С тех пор я встречался с ним несколько раз по разным поводам. Он всегда был безукоризненно одет, но в военном мундире и элегантном костюме оказывался не жюль-верновский романтик, а жесткий генерал и министр, умеющий и любящий принимать смелые мужские решения. Я понимал: судьба не может дарить такие подарки часто. Но, однако ж, подарила еще раз. Совсем недавно у меня в руках оказалась книга Шойгу “Про вчера”. Она – горячий пирожок, вышла только что. Я открыл ее и словно вновь улетел в тот день, когда мы сидели вокруг него. Эта книжка простых и щемящих душу рассказов о реальных днях его жизни, о реальных людях – знаменитых и не очень, – с которыми он дружил и дружит. Это была та же интонация, это был тот же Шойгу.
Сегодня мы предлагаем вам главы из этой книги, подаренной им редакции.
Главы из книги Сергея Шойгу “Про вчера”
Родня
Иркутск, 1997 год, зима. Авиакатастрофа. На город рухнул Ан-124 – один из самых больших самолетов в мире. Он направлялся во Вьетнам и перевозил в своем огромном чреве два истребителя Су-27. На продажу, для иностранного заказчика. Самолет взлетел с местного аэродрома, двигатели отказали, и он упал прямо на жилые дома. Тут же загорелись десятки тонн авиационного топлива. В этом кипящем аду погибли семьдесят два человека, многие были ранены, получили ожоги. Выжгло все вокруг: деревья, гаражи, машины, горела сама земля.
Когда бываю в Иркутске, заезжаю туда. Поставить свечу, вспомнить ушедших и выживших. В том числе ту девочку- сироту, которая, дай Бог, уже выросла. И надеюсь, счастлива
Когда огонь удалось потушить, спасать на руинах оказалось уже некого. Спасали тех, кто оказался вблизи. А рядом были школа, детский дом, другие дома – несколько деревянных бараков. Гигантский хвост самолета оторвался от фюзеляжа и разрезал стену одной из уцелевших кирпичных пятиэтажек. Так и застыл. Жуткая картина. Но в памяти остаются прежде всего пострадавшие люди.
Вспоминаю семейную пару, отца и мать. Отправились в гости с двумя маленькими сыновьями, поэтому спаслись. Через некоторое время мальчишки побежали домой, выгуливать собаку. В этот момент самолет упал на их дом.
Родители с трудом опознали своих мальчиков. Одного по пряжке ремня, другого по почти сгоревшим ботинкам. Позже видел, как мать неподвижно стояла во дворе школы, раздавленная горем. Когда видишь людей в таком состоянии, то убеждаешься, что это не просто оборот речи. В эту школу приносили погибших и раненых, оттуда пострадавших забирала дежурившая “скорая”.
Мы уже завершили работу, уже сворачивали технику, а мать все стояла и стояла, окаменев. Она не верила или, наоборот, верила, что вот сейчас, еще немного – и найдут ее мальчиков. Надо просто ждать… И вечность – не срок.
Часть детского дома сгорела вместе с детьми. Среди ребят там жили две сестры-сироты. Старшая погибла, когда рухнул Ан. На ее похоронах народу присутствовало немного: учителя, воспитатели, дети старших классов. И младшая сестра. Небольшого роста, она не доставала до верха гроба, поставленного на две табуретки, покрытые белой простыней. Просто стояла рядом, держась за край худенькой ручкой, в казенном темном пальтишке. В этой крохе, казалось, сосредоточилось все одиночество мира. Слез не было. Но лицо, глаза, весь облик девочки вопрошал у взрослых: “Как же теперь?”
Через пару дней после трагедии мы, спасатели, приехали в детдом втроем. Стояли у входа, глядя на прощание с этой девочкой, зная, сколько еще людей погибло, сколько горя принесла катастрофа. Появилось желание немедленно забрать сироту, увезти, помочь ей. Решил начать оформление. Но сложилось иначе.
По телевидению тогда непрерывно передавали репортажи с места трагедии, с похорон, из больниц. Рассказывали, как помогает пострадавшим страна, озвучивали цифры выплат, пособий. Со всего бывшего Союза, со всей Иркутской области съезжались, слетались на похороны дальние и близкие родственники.
Как рассказали местные органы опеки, на третий день вдруг появилась женщина из Украины, с порога представилась родственницей двух сестер, показала документы, подтверждающие родство. Энергично, по-деловому ознакомилась со всеми выплатами, положенными на погребение, по утрате кормильца, единовременными. И в заключение сообщила: “Я ее забираю”.
Совсем не хочу думать, гоню от себя мысль, что девочке там, у родственников, было плохо и забрали ее ради денег. Конечно, даже у дальних родственников лучше, чем в детдоме. Но хотелось спросить у той энергичной женщины, почему не вчера и не год назад она приехала, когда можно было забрать обеих сестер?
На месте падения самолета местные ребята-предприниматели построили храм во имя Рождества Христова. Когда бываю в Иркутске, заезжаю туда. Поставить свечу, вспомнить ушедших и выживших. В том числе ту девочку-сироту, которая, дай Бог, уже выросла. И надеюсь, счастлива.
Партбилет
Конец 70-х, зима. Строили завод, делали огромные фундаменты под пятую печь обжига. Работа продвигалась непросто. Торопились.
Круглые сутки в любую погоду непрерывно бетонировали фундаменты объемом больше тысячи кубометров. Без остановок и перерывов. Где-то в те дни решались судьбы мира, правительство Союза принимало стратегические решения, писатели создавали эпохальные романы. А нашей миссией было – успеть сдать объект в срок.
Потому что от нашего локального успеха тоже зависели люди, чьи-то карьеры, судьбы. Мы азартно шли к цели.
Друзья. 1971 год. Фото: Из книги Черно-Белая Тува / Сергей Шойгу
И вот, как это всегда бывает, в самый неподходящий момент остановил работу бетонный завод, который поставлял нам бетон! И мы встали. Драгоценное время теряем. И по технологии нежелательно останавливать заливку, чтобы сооружение не потеряло прочность. Надо было спасать ситуацию. Начальник стройки Володя Б. повелевает:
– Немедленно, рысью ко мне начальника смены бетонного завода!
Привезли этого начальника. Он в собачьей мохнатой шапке, в огромных валенках не по размеру, выше колен, в полушубке, с красными от кофе или чифиря и бессонницы глазами. Стоит, глядит.
В бытовке жарко, накурено, все угрюмые, обстановка накалена. За окошком ранние сумерки. Под потолком ярко горит лампочка без плафона. Володя сидит за своим столом, перед ним папки, бумаги.
– Ты коммунист? – спрашивает Володя.
– Коммунист! – быстро отвечает румяный начальник бетона, как будто только этого вопроса и ждал.
– Клади сюда партбилет! – требует Володя.
– Не вы давали, не вам и забирать! – ощетинился бетонный товарищ.
– Чего боишься! Вот мой!
Книга Сергея Шойгу “Про вчера” вышла в издательстве АСТ. Обложка – авторская: Сергей Шойгу увлекается живописью и графикой.
И Володя положил свой партбилет на край стола, как будто предлагая бетонному начальнику поучаствовать в какой-то игре. Начальник бетона насупился, помедлил (мыслительный процесс полностью отражался на его лице) вынул бумажник из внутреннего кармана своего черного овчинного полушубка. По объему бумажника было понятно, что там, в нем, вся его жизнь: водительские права, паспорт, свидетельство о рождении, диплом, аванс и много еще чего.
Из бумажника он бережно извлек свой партбилет в хорошей непотертой корочке с вытисненным профилем вождя. И аккуратно положил на край стола рядом с партбилетом Володи.
Надо понимать, что это был с его стороны смелый поступок, если не сказать – отчаянный. Он рисковал. В те времена утрата партбилета была сопоставима ну почти с изменой Родине. Получить его вновь было крайне трудно. Могли вообще исключить. На развороте обложки партбилета были слова Ленина: “Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи”, и потерявший свой партбилет в глазах однопартийцев автоматически терял ум, честь и совесть. Чтобы восстановить партбилет, надо было пройти несколько кругов ада.
Начальник бетона принял вызов Володи и ждал, что будет дальше, не в силах отвести взгляда от своего партбилета на столе. Но вот дальнейшего развития событий он не ожидал.
В те времена утрата партбилета была сопоставима ну почти с изменой Родине. Получить его вновь было крайне трудно. Могли вообще исключить. Чтобы восстановить партбилет, надо было пройти несколько кругов ада
Володя действовал быстро: выдвинул из-под стола урну, на четверть наполненную окурками, и с возгласом: “Какие мы, на хер, с тобой коммунисты, если бетон стройке дать не можем!” – выкинул в нее оба партбилета.
Начальник смены не успел остановить кощунство над партийной святыней. Румянец сошел с его лица. Он упал на колени, вытряхнул все содержимое урны на пол, достал партбилеты, обдул, отряхнул от пепла. Свой партбилет быстро спрятал в карман, а Володин положил на стол.
– Вы за это ответите! – злобно проговорил он.
– Ты, сука, стройку без бетона оставил, а я отвечу?! – гремел Володя.
Партбилеты восстали из пепла. Но “бетонный”, конечно, настучал. Последовало разбирательство на заседании бюро горкома. Завершилось выговором с занесением в учетные карточки. Хотя нашлись и такие, кто требовал исключить Володю из партии, а в то время это означало автоматическую потерю руководящей должности и профессии.
Всегда с теплотой вспоминаю тех неугомонных ребят, умеющих с одинаковым азартом работать, любить, гулять – жить полной жизнью.
Если б они знали, что пройдет немногим более десяти-пятнадцати лет и появятся другие люди. Другой станет мера ответственности, и уйдет (надеюсь, не навсегда) работа не только за деньги, а за что-то большее.
Этот альбом Сергей Шойгу называет фотоисторией его малой родины. Фото: Из книги Черно-Белая Тува / Сергей Шойгу
Лет через двадцать был там проездом, зашел в местный городской музей – посмотреть, вспомнить замечательных людей, время, дела. Огорчение и разочарование. Не сдержался, сказал музейному и местному начальству: “В вашем городе были две крупнейшие союзные стройки, отсюда вышли два министра СССР, секретарь ЦК КПСС, руководитель Агростроя СССР, первый заместитель председателя Совета Министров РСФСР… И не только! Тут история целого поколения строителей и заводчан во время войны. Госпитали были в каждом удобном здании…”
За что, говорю, вы так с ними, с нами? Исключили из экспозиции музея все, что касается великой эпохи, нашей истории, наших родителей, учителей.
Все это сняли, а на стендах теперь огромные цветные фотографии новых хозяев. Вот собственник предприятия на встрече с рабочими, вот он на отгрузке партии продукции за рубеж, на совете директоров, с детьми рабочих и инженеров в школе… построенной не им.
Это даже не крохотный культ личности, а культ пустоты.
Да, иногда советское общество держалось на страхе потерять партбилет. Но теперь и этого не стало.
Случай типичный. И касается он не только одного сибирского города. Рассказал местным городским ветеранам, старшим друзьям. Надеюсь, экспозицию музея поменяли, вернули. Отыскали. Вспомнили. Этот город заслуживает большего. Эта страна – тоже.
Источник:rg.ru
