170Взгляды
“Наше Рождество подходит издалека, тихо. Глубокие снега, морозы крепче, – рассказывал своему семилетнему французскому крестнику Иван Шмелев. – Перед Рождеством, дня за три, на рынках, на площадях – лес елок. А какие елки! Этого добра в России сколько хочешь. Не так, как здесь, – тычинки. У нашей елки… как отогреется, расправит лапы, – чаща. На Театральной площади, бывало, – лес… А снег повалит – потерял дорогу! Мужики в тулупах, как в лесу. Народ гуляет, выбирает. Собаки в елках – будто волки, право. Костры горят, погреться. Дым столбами. Морозная Россия, а… тепло!”
Выбранную лесную красавицу несли домой, и тут уж начиналось! "В гостиную втащили большую мерзлую елку. Пахом долго стучал и тесал топором, прилаживая крест. Дерево наконец подняли, и оно оказалось так высоко, что нежно-зеленая верхушечка согнулась под потолком. От ели веяло холодом, но понемногу слежавшиеся ветви ее оттаяли, поднялись, распушились, и по всему дому запахло хвоей. Дети принесли в гостиную вороха цепей и картонки с украшениями, подставили к елке стулья и стали ее убирать. Но скоро оказалось, что вещей мало. Пришлось опять клеить фунтики, золотить орехи, привязывать к пряникам и крымским яблокам серебряные веревочки. За работой дети просидели весь вечер, покуда Лиля, опустив голову с измятым бантом на локоть, не заснула у стола" (Алексей Толстой "Детство Никиты").
Но не только елка, моду на которую ввела великая княгиня Александра Федоровна, жена будущего императора Николая I и дочка кайзера Фридриха Вильгельма III, была обязательным атрибутом праздника. День накануне – Рождественский сочельник – последний из сорокадневного Рождественского поста, и уж на Рождество – пир был горой! К нему тоже готовились загодя.
"Увидишь, что мороженых свиней <к Москве> подвозят, – скоро и Рождество, – читаем у Шмелева. – Шесть недель постились, ели рыбу. Кто побогаче – белугу, осетрину, судачка, наважку; победней – селедку, сомовину, леща… Зато на Рождество – свинину, все. В мясных, бывало, до потолка навалят, словно бревна, – мороженые свиньи. Окорока обрублены, к засолу. Так и лежат, рядами, – разводы розовые видно, снежком запорошило".
Обозы из Тамбова, Саратова, Курска, с Волги, из-под Самары везли в Москву поросят, гусей да индюшек, кур и уток. Из Сибири – рябчик, тетерка, глухарь…Торговля шла широко, щедро: без весов, на глаз! "Мясник, бывало, рубит топором свинину, кусок отскочит, хоть с полфунта, – наплевать! Нищий подберет, – удивлялся Иван Шмелев. – Эту свиную "крошку" охапками бросали нищим: на, разговейся!" Сегодня слово "разговеться", то есть впервые после поста начать есть скоромное, нужно объяснять. А раньше говорили: "У голыша (то есть у нищего) та же душа, ему тоже радость нужна. И нищему на Рождество разговение". А еще верили: пост приведет к воротам рая, а уж милостыня их отворит.
"За неделю до Рождества Христова радивые хозяйки начинали убирать квартиры, в это время превращавшиеся, будто было нашествие Батыя: мебель сдвинута со своих мест, сняты образа, зеркала, картины. Комнаты наполнялись суетливой прислугой, вытирали и выметали скопившуюся пыль, грязь", – рассказывал купец Николай Варенцов. Наводили блеск не зря – все Святки, Святые дни от Рождества до Крещенского сочельника, в гости ходить да гостей принимать!
"Незаметно подошло Рождество, – вспоминала Анастасия Цветаева. – Дом был полон шорохов, шелеста, затаенности за закрытыми дверями залы… Запахи поднимали дом, как волны корабль. Одним глазком, в приоткрытую дверь, мы видели горы тарелок парадных сервизов, перемываемых накануне, десертные китайские тарелочки, хрустальный блеск ваз, слышали звон бокалов. Несли на большом блюде ростбиф с розовой серединкой, черную паюсную икру. Ноздри ловили аромат "дедушкиного" печенья".
Рождество объединяло все слои общества, ведь Христос пришел в наш мир для всех
Обязательным блюдом Рождественского стола была свинина – дома побогаче готовили поросенка целиком. В народе считали: велено свинину есть на Рождество в наказание! Иисусу Младенцу не давала спать в яслях – хрюкала. Потому и называется – свинья! В домах побогаче фаршировали птицу, пекли особые пряники в форме козы или коровы – козули – символ животных, которые в хлеву своим дыханием согревали Младенца Христа.
Заранее готовили и подарки. Не только для детей или родных, одаривали нуждающихся. В мемуарах князя Феликса Юсупова находим: "Матушка еще за месяц до праздника спрашивала людей, кому что подарить".
Рождество и Святки были временем благотворительности. Дочь чаеторговца Василия Сабашникова Маргарита с ностальгией описывала: "Мама участвовала в проведении праздников для детей нашего квартала, а мы с друзьями помогали. В снятом для этого мрачном помещении рядом с пользовавшейся дурной славой рыночной <Сухаревской> площадью собирались дети бедняков. После популярной в народе игры с Петрушкой… зажигали свечи на большой елке. В соседней комнате раздавали подарки. Каждый ребенок получал ситец на платье или косоворотку, игрушку и большой пакет с пряниками. Друг моего брата, раздававший подарки, очаровал всех, позволяя ребенку выбирать то, что ему нравится".
Библейской истиной "Да не оскудевает рука дающего" руководствовались не только богатые. Художник Кузьма Петров-Водкин вспоминал, как некий сапожник Иван Маркелыч "месяца за полтора до святок начал приготовления к вечеру-елке, который должен был состояться в одной из городских гостиниц. Для детей помимо грошовых подарков готовили спектакль".
Рождественские постановки, колядки – неизменные спутники праздника и в простых, и в дворянских домах. И тут готовились заблаговременно – шили костюмы, распределяли роли, репетировали. Инсценировки событий, сопровождающих Рождение Христа, часто обрастали фольклором.
"В Сочельник, под Рождество, бывало, до звезды не ели, – пишет Иван Шмелев. – Кутью варили из пшеницы, с медом; взвар – из чернослива, груши, шепталы… Ставили под образа, на сено. Будто – Дар Христу. Ну, будто Он на сене, в яслях. Бывало, ждешь звезды, протрешь все стекла. На стеклах лед, с мороза. Вот красота-то!.. Елочки на них, разводы, как кружева… Стреляет от мороза печка, скачут тени. А звезд все больше. На черном небе так и кипит от света, дрожит, мерцает. Да какие звезды!.. И звон, слышишь? Морозный, гулкий – прямо серебро. И все запело, тысяча церквей играет, стелет звоном, кроет серебром, как пенье, без конца-начала… Звездный звон, певучий, – плывет, не молкнет; сонный, звон-чудо, звон-виденье, славит Бога в вышних – Рождество".
Творчество
Красота из звенящего фарфора
Владимир Алексеев: В мастерской случайных людей нет. Все профессионалы. Фото: Татьяна Горд
Фарфоровая мастерская Александро-Невской лавры – фактически завод в миниатюре. Помещения небольшие, но налажен здесь полный производственный цикл: от замеса фарфоровой смеси до готовых изделий. Посторонних сюда не пускают, но для "РГ" сделали исключение.
Отметим: лавра начала возрождаться в 1996 году. Реставрировались корпуса и церкви, открывались мастерские. Работают пекарня и сыроварня. И вот заходим в фарфоровую мастерскую. На полках – вертепы тонкой росписи, колокольчики, ангелочки, тарелки, подсвечники-домики, чайные бокалы, подвески в виде голубей. Руководитель мастерской Владимир Алексеев, работающий здесь со дня ее основания, рассказывает о хитростях процесса. Первый этап – создание модели. Без вдохновения здесь не обойтись. Ведь роспись изделий изначально планируется разная (есть светские мотивы, церковные). На втором этапе делают форму из пластика, эпоксидки. В нее заливают фарфоровую массу. Когда она подсохнет, получившиеся изделия осторожно вынимают. Чтобы они стали прочными, отправляют на обжиг. Потом их покрывают стеклянной глазурью. На следующем этапе – еще один обжиг. После него сувенирку расписывают, украшают декором. Затем – снова обжиг, уже третий.
В мастерской случайных людей нет. Все профессионалы. "Как сюда пришел? Начинал в мастерских кафедры керамики и стекла ЛВХПУ имени В.И. Мухиной в 1974 году. А 15 лет назад судьба привела в лавру: но до этого я съездил в Оптину пустынь, получил благословение от схиигумена Илии на организацию фарфорового производства в Александро-Невской лавре", – уточнил Владимир Алексеев.
Татьяна Тюменева, Санкт-Петербург
Источник:rg.ru
