191Взгляды
В серии ЖЗЛ вышла книга Александра Нилина “Эдуард Стрельцов. Памятник человеку без локтей” – о знаменитом футболисте и времени, в котором тот жил, спортсмене, пережившем и победу на Олимпиаде, и советскую зону, и после нее ставшем чемпионом страны и членом сборной. Ниже – фрагменты из книги о Стрельцове.
***
Очень уж серьезные травмы до тридцати с лишним лет его миновали.
Олег Белаковский, прославленный спортивный врач, говорил, что природа поработала на Стрельцова с большим запасом: функциональная готовность у него была высокой даже после нарушений режима, а уберечься от травм помогали и очень могучий корпус, которым он прикрывал доступ защитникам к мячу, и длинные мышцы бедер.
Но защитники не расставались с надеждой сломать Стрельцова. И первая жена Эдика через многие годы призналась: в супружеской постели ей приходилось прикасаться к мужу с осторожностью, после игр у него болело все тело.
***
Стадион следил за ним одним, удерживаясь от скепсиса, гася нетерпеливость, – каждый на трибунах надеялся увидеть шаг Стрельцова навстречу нашим ожиданиям от него, хотя бы намека на чудо. И до намека он снизошел. Приворожив мяч ласкающим касанием, он двинулся с ним прямо, взглянул на защитников, как бы пересчитывая их, поставил вдруг между ожидаемой в короткой фразе точки запятую, сочинив на ходу остроумный зигзаг…
Он остановился, как запнулся, словно что-то очень важное вспомнив, – и мяч, прокинутый пяткой, мелькнул влево под удар Иванову. И через мгновение, не взглянув даже вслед мячу, с биллиардной виртуозностью вонзенному в угол ворот, Кузьма бросился к Эдику и ладонями сжал его раздвинутые улыбкой щеки.
Закончив карьеру игрока, Стрельцов работал тренером детских команд московского "Торпедо". Фото: Игорь Уткин/ТАСС
***
… Зэкам, с одной стороны, хотелось, конечно, посмотреть на самого знаменитого игрока в деле. Но, с другой стороны, как же отказать себе в удовольствии поиздеваться над беззащитным талантом. Стрельца поставили в команду, где никто и по мячу ударить не умел, и в противоположную – персонажей, повидавших тюремно-лагерные виды. Эдуард не первый год сидел, догадывался, что его ждет, и меры предосторожности принял – к штрафной площадке близко не подходил, лишнего по шлаку не бегал, стоял себе, как в мирные времена. Но при каждом шаге Стрельцова охотившиеся за ним амбалы старались задеть его побольнее. Он, и бездействуя, был уже весь в синяках и кровоподтеках. А в ворота его команды влетело с десяток голов…
Стрельцов позорился под неумолчный свист. И он не выдержал – и "попер в дурь", говоря на языке его новоявленных коллег. И тут уж вся преступная орава оказалась перед ним бессильной. Он забивал гол за голом – зона ревела, словно дело происходит на "Маракане". В поселке вольняшек случился переполох – подняли по тревоге отпускных вохровцев и пожарных. За зоной решили, что в лагере начался бунт. Тысячерукая толпа в бушлатах качала после матча Эдика.
***
На поле он не знал себе равных в раскованности, в той внутренней свободе, которой он всю жизнь интуитивно руководствовался, хотя и обвиняли его в недостаточной твердости характера. И в самых незадавшихся играх он оставался раскованным, свободным – ждал, что снизойдет на него свыше и он заиграет адекватно своим возможностям. С этой же свободой он пытался прожить и обыденную жизнь, ждал и здесь такого же, как на поле и на трибунах, всепрощения за промахи, которые он искупал мигом вдохновения. Только не существовало вне футбола – о чем он в молодости и не подозревал – точки приложения его дара.
И Эдик со своей свободой был обречен на неприятности и несчастья.
Что читает звезда
Кто такая Инда?
Иосиф Райхельгауз, театральный режиссер:
Читаю с 5-летней внучкой русскую классику – и не перестаю отвечать на ее въедливые вопросы.
Только разгонишься в "Сказке о золотом петушке": "…лихие гости / Идут от моря. Со злости / Инда плакал царь Дадон" – так тут же: "А кто такая Инда? Что такое дадон?"
Эти вопросы даже рождают у меня творческие планы. "Нос" Гоголя вызвал у внучки такой восторг, что я вдруг подумал, что не помню серьезных современных постановок "Носа" – а как лихо бы было этим заняться! Позвонил композитору Максиму Дунаевскому, поэту Вадиму Жуку, с которыми мы делали у нас в театре мюзикл "Шинель" – и они заразились моим энтузиазмом. Сейчас вместе думаем на эту тему.
А еще у меня есть большой шкаф, в котором стоят только книги, подаренные авторами, с автографами. Там Айтматов, Окуджава, Евтушенко, Нагибин и не только. Я как-то захотел этот шкаф перебрать, расставить книжки, хотя бы по высоте корешка. И разбираю его уже два месяца! Достаю Горина, читаю страницу – и откуда-то слезы: вспоминаются наши посиделки, разговоры за полночь. А за Гориным стоит Казаков…
Источник:rg.ru
