«Не знал, что такое боль»
Однажды на сборах в Крыму он спас двух девочек: «На пляже крик, шум. В чем был кинулся в воду. Но смекнул, что если буду вытаскивать по одной, то вторая в это время захлебнется. Пришлось двоих сразу под руки — и к берегу. А работал ногами. Знаете, есть арабские скакуны и есть владимирские тяжеловозы. Я, видимо, из последних», – говорил Мишаков в интервью «Московскому комсомольцу».
На пике он играл во втором звене сборной, был от силы пятым-шестым по результативности, но именно его Валерий Харламов выделил после дебютного чемпионата мира: «Одно из самых живых впечатлений – игра Евгения Мишакова, выступившего после травмы, когда никто уже не верил, что сможет он выйти на лед».
Владислав Третьяк в книге «Верность» признался, что, попав в основу ЦСКА, «начал нарочно косолапить, подражая Мишакову»: «Наши тренеры любили ставить его в пример молодым. Он был удивительно самоотверженным. Женя, видимо, совсем не знал, что такое боль. Однажды Мишаков перенес сложнейшую операцию мениска, после которой люди на многие месяцы выбывают из строя. А он уже через две недели приступил к тренировкам».
Автор книги «Три скорости Валерия Харламова» Борис Левин вспоминал: «Тренировка ЦСКА. Хоккеисты в замедленном темпе наматывают первые круги на льду. Тарасов: «Женя, по-моему, они еще не проснулись. Устрой-ка им побудку». И Женя включает скорость: одного задевает плечом, второго огрел по заднице клюшкой, третьего прижал к борту. За ним устраивают погоню. А Тарасову только это и нужно. Свисток: «Ну а теперь, огольцы, начнем тренировку».
По просьбе тренера Мишаков часто усмирял распоясавшихся – и среди соперников, и в ЦСКА: «Помню, молодой строптивый Борис Александров, едва приехав из Усть-Каменогорска, отказался собирать после тренировок шайбы и таскать в поездках тяжелый станок для точки коньков, – говорил Мишаков журналисту «Совспорта» Владиславу Домрачеву. – Мне пришлось кулаком сделать ему внушение.
Как раз в это время в раздевалку вошел Тарасов и все увидел. Подзывает к себе, спрашивает: «За что ударил?» – «За дело». – «За дело – можно». После этого мы с Борькой сдружились».
«Как я его в основе выпущу с такими кривыми ногами?»
В дворовой команде Мишаков играл с другим Борисом – Михайловым, написавшим в книге «Такова хоккейная жизнь»: «Однажды Женя собрал ребят со двора и пригласил сыграть за команду ремесленного училища, где он учился на автослесаря. Все приехали на стадион, но Женя перепутал дату матча. Попали на тренировку второй мужской команды «Трудовых резервов», с которой работал тренер Михаил Кузьмин. Он разрешил нам немного поиграть, а потом пригласил всех в свой клуб.
… Мишаков был нашим хорошевским кумиром. К тому времени [к весне 1965-го, когда Михайлова не приняли в «Крылья Советов»] Мишаков уже поиграл в футбол за калужский «Локомотив», что мальчишкам казалось огромным достижением. Он мог стать хорошим футболистом. Но вот как распорядилась судьба.
Женю знал тренер Владимир Горохов, живший у метро «Сокол». Он порекомендовал тренеру Николаю Морозову взять Мишакова в столичный «Локомотив». Тот посмотрел, как Женя играет за дубль, и сказал: «Паренек, пожалуй, стоящий. Но как я его в основе выпущу с такими кривыми ногами?»
Может, пошутил или не разобрался в способностях Мишакова. Короче, в 1962-м оказался он в хоккейной команде московского «Локомотива», которую тренировал Анатолий Кострюков. А в 1963-м Мишакова призвали в ЦСКА.
Он был человеком неравнодушным. Его волновали не только собственные проблемы. Женя всегда был готов помочь. И мне в том числе».
Мишаков рекомендовал Михайлова в «Локомотив», а потом и в ЦСКА. А футбол отверг не только из-за кривизны ног: «Хоккей идеально вписывался в черты моего характера, мое понимание жизни и борьбы».
«После него соперников можно было брать голыми руками»
Наигравшись в 1966-м, Константин Локтев рекомендовал Мишакова вместо себя в тройку Альметова: «Он одинаково сильно играет и в защите, и в нападении. Любит черновую работу, труженик. Именно он нужен Альметову и Александрову, чья стихия — атака».
В 1967-м Мишаков готовился к дебюту на чемпионатах мира, но после товарищеских матчей в Швеции подрался с таксистами у аэровокзала и лишился места в сборной. В отличие от другого участника драки Виктора Кузькина, считавшегося незаменимым.
После амнистии Мишаков выиграл со сборной Олимпиаду в Гренобле, забросив канадцу Бродерику важную шайбу при скользком счете 1:0. Не сыгравшись на ЧМ-69 со Старшиновым и Зиминым, Мишаков через год влился в звено Викулова и Фирсова, который подчеркивал в книге «Зажечь победы свет»:
«Нет, по-моему, защитника, который смог бы опекать Мишакова на протяжении всего матча – на это просто не хватит сил! После него соперников можно было брать голыми руками.
На ЧМ-1970 Женя первый круг играл на месте Полупанова. Мы с Викуловым вскоре поняли, что игра с ним содержит много плюсов. Когда Женя на льду, соперник не успевает вздохнуть, осмотреться – Мишаков давит постоянно, в любом месте площадки».
«Никого никогда не боялся. Только Тарасова»
Вместе с Фирсовым Мишаков сдавал в институте физкультуры экзамен по анатомии. Третьяк вспоминал в автобиографии: «Преподаватель попался строгий. «Хорошо подготовились?» – спрашивает. Ребята замялись. «Так, друзья, дело не пойдет, – морщится профессор и показывает на скелет. – Вот вам учебное пособие – занимайтесь». «А можно мы его с собой на базу возьмем? – говорит Мишаков. – В свободное время по косточкам разберем».
Загрузили они это «учебное пособие» в машину и привезли в Архангельское. Я в тот момент в кино был. И вот, вернувшись к себе, вижу на кровати груду костей: на череп нахлобучили мою шапочку, а в руки вложили теннисный мяч. Дескать, в гроб тебя вгонят тарасовские нагрузки.
Мишаков у нас считался мастером всяких розыгрышей. С его уходом в нашем доме стало гораздо тише».
Тарасовские нагрузки Мишаков по-новому ощутил после чемпионата мира-1970. «Мы играли в Швеции товарищеский матч. Женю толкнули на борт. Поехали в госпиталь – на рентгене увидели, что полулунная кость торчит в сторону, – говорил мне врач хоккейной сборной Олег Белаковский. – Шведский врач впервые столкнулся с такой травмой.
Мы вправили кость, наложили гипс, но уже на следующий день Мишаков вышел на лед с рукой в косынке. У Тарасова даже травмированные игроки выезжали на раскатку, хоть потом и не играли. Когда Женя перед игрой наматывал круги с загипсованной рукой, переполненный шведский стадион молчал».
Позже Мишаков признал: «Никого никогда не боялся. Только Тарасова».
«Женя точит коньки едва ли не всей команде»
Сотрудничество Мишакова и Тарасова в сборной завершилось золотом Саппоро. В последнем матче Олимпиады Евгений забил Чехословакии – причем чужой клюшкой.
«Задолго до начала матча в раздевалку сборной СССР пробрался биатлонист Александр Тихонов, который очень хотел посмотреть, как готовится команда, – писал хоккейный историк Всеволод Кукушкин. – Обнаружили его наши тренеры с опозданием и позволили встать рядом с запасными клюшками.
В какой-то момент сломалась клюшка у Евгения Мишакова, и Тихонов сунул проезжавшему форварду за борт первую попавшуюся. И именно ею Мишаков забил. А подъехав к скамейке, сделал помощнику выговор – за то, что дал ему чужую клюшку, с неправильным хватом. Несмотря на гол, тренеры Тихонова удалили со скамейки».
Тарасов внедрил с помощью Мишакова систему с двумя хавбеками, а также получил в его лице отличного сервисмена: «Никто лучше его не умеет починить, зашить перчатки, подремонтировать что-то из экипировки хоккеиста, поточить коньки, – отмечал тренер в книге «Совершеннолетие». – Женя точит коньки едва ли не всей команде. Причем с удовольствием».
«Наши стояли в сторонке и смотрели, как я бьюсь в одиночку»
Тарасов называл Мишакова по отчеству и после Суперсерии-1972 стыдил своих бывших игроков: «Что же вы, трусы, смотрели, как Дмитрича бьют. Почему не вступились?»
Против канадцев Мишаков играл мало, в основном в меньшинстве, но в шестом матче отвел душу: «Я проезжал за воротами канадцев, и вдруг их нападающий Род Жильбер со всей силы ударил меня клюшкой в бок, – говорил Мишаков в интервью «Советскому спорту». – Я тут же сбросил перчатки и пошел на него в рукопашную. Канадец вызов не принял и стал загораживаться клюшкой.
Тут подскочил Гари Бергман, лысый такой, схватил меня за шею. Потом кто-то подставил мне подножку, и я стал падать на лед, успев схватить Жильбера за волосы. Так мы вместе и упали. Подраться нам не дали. За него вступились партнеры, находившиеся не только на льду. Со скамейки запасных прилетели еще несколько канадцев. Образовалась куча-мала из восьми человек, семеро из которых – мои соперники.
А наши стояли в сторонке и смотрели, как я бьюсь в одиночку. Когда нас с Жильбером удалили, я со скамейки штрафников показывал ему жестами – сейчас отсидим, а потом давай схлестнемся один на один. Он опять отказался. Когда в Канаде отмечали пятнадцатую годовщину Суперсерии, я его спросил: «Почему ты тогда не стал со мной драться?» – «Да ты бы меня убил».
Историческую ценность Суперсерии-1972 Мишаков оценил так: «Это мы научили канадцев в хоккей играть, – сказал он Борису Левину. – У них что? Проброс в зону, кавалерийский наскок и борьба. А у нас? Игра, вся пятерка в деле, розыгрыш шайбы, обводочка, смена мест, страховка партнера. Это игра, а не работа».
«Моя улыбка стоит однокомнатной квартиры»
Журналист Александр Горбунов в книге «Истории из спортивного закулисья» рассказал, что, получив за победу в чемпионате страны дубленку и ондатровую шапку, Мишаков поехал в обновках в Егорьевск. В электричке задремал, но потревожили три хулигана:
«Мужик, несправедливо получается. Мы вот в каких-то курточках мерзнем, без шапок, а ты и в дубленке, и при шапке. Придется поделиться».
Мишаков открыл глаза, внимательно посмотрел на объявившихся соседей, поднялся, снял шапку, аккуратно положил ее на скамейку – поближе к окну, и произнес – внятно и доходчиво: «Шапка – *** с ней. А за дубленку поборемся!»
Электропоезд чуть с рельсов не сошел, когда под ударами Мишакова летали, словно бабочки, несостоявшиеся экспроприаторы».
В интервью журналисту ТАСС Николаю Вуколову Мишаков частично опроверг эту историю: «Было дело, но не совсем так. Не в Егорьевск я ехал, а из Калинина в Москву».
Точен Мишаков и в перечислении травм: «Я ломал ребра, ключицу, бедро. Повредил левую руку, она до сих плохо работает. Выбиты все передние зубы. Так что моя улыбка стоит однокомнатной квартиры. Удалены все четыре мениска. А нос мне ломали восемь раз».
«Первая жена быстро поняла, что моя карьера хоккеиста заканчивается»
Мишаков бросил играть в 1975-м, когда не сработался с новыми партнерами по звену – Труновым и Поповым. Возглавил юношескую команду ЦСКА, выиграл с ней чемпионат страны, тренировал армейцев Свердловска и Твери, а потом попросил у Виктора Тихонова несколько игроков, нарвался на отказ, нагрубил и лишился работы.
Потом устроился помощником начальника отделения в районном военкомате и вскоре развелся с первой женой – Надеждой Французовой: «Последней каплей стал такой случай, – вспоминала она в интервью «Совспорту». – Женя, работая в военкомате, получил отпускные. И решил отметить уход в отпуск в ресторане. Вечером звонит мне Татьяна Михайлова, жена Бориса: скорее встречай мужа, его стукнули по голове, везут домой.
Привезли в одних трусах, без денег, ключей от машины. Все соседи носы повысовывали из своих квартир. Он не хотел разводиться, на суде просил дать полгода отсрочки. Но я твердо сказала «нет».
«Первая жена быстро поняла, что моя карьера хоккеиста заканчивается, – говорил Мишаков «Московскому комсомольцу». – А это значит, что поступление денег, шуб, тряпок прекращается. Я был в Ялте, она оформила развод, размен квартиры, которую мне дал, кстати, ЦСКА, и переселила меня в коммуналку.
Возвращаюсь в коммуналку, а там лишь кухонный гарнитур, который подарил Боря Михайлов, а на нем выложены медали. Все остальное: мебель, одежда, обувь, куртки, призы, сервизы — ею было конфисковано. Размеры мои и ее нового мужа, совпали. Даже кольца, подаренные нам канадцами, я увидел на его руке».
«Боль утихает, когда рядом друзья»
Со второй женой Мишаков прожил всего три года, а третью – Веру – встретил на автозаводе «Москвич», где тренировал детей, а она работала маляршей. «С ее появлением я вновь поверил в то, что есть любовь, близость, взаимовыручка», – говорил Мишаков Борису Левину.
Тренируя детей, он упал на лед и получил разрыв тазобедренного сустава. Оперировать не стали – боялись за сердце. Мишаков страдал от боли, но спасали Вера и друзья: бизнесмен Ермаков подарил подержанную «Ниву», а партнер по ЦСКА Волчков – удобную кровать. К тому же Мишаков тренировал команду ветеранов, замечая: «Боль утихает, когда рядом друзья».
А конце мая 2007-го он начал задыхаться. Скорая увезла его в больницу на Красной Пресне. Разговаривая с доктором, Мишаков вдруг смолк и закрыл глаза. Спасти его не удалось.
Читайте также:
- «Фирсов на льду – это симфония». История воспитанника «Спартака», ставшего легендой ЦСКА