137Взгляды
В субботу, 7 мая 1960 года, на ленинградском стадионе имени Кирова «Зенит» проводит второй в сезоне домашний матч. Соперник серьёзнее некуда – московское «Динамо», действующий чемпион СССР и вообще самый титулованный клуб страны. Но «Зенит» побеждает. Чего не случалось семь лет: предыдущая домашняя победа над этим соперником датирована 1953 годом.
Конечно, хозяевам очень хотелось реабилитироваться за разгромное поражение (0:3) от тбилисцев в предыдущем туре. Но дело не просто в этом. Начало мая вообще особая пора для Ленинграда. И не только футбольного.
«Зенит» (Ленинград) – «Динамо» (Москва) – 1:0 (Бурчалкин, 66).
7 мая 1960. Ленинград. Стадион им. Кирова. 60000 зрителей. Судья: Цаповецкий (Киев).
«Зенит»: Кавазашвили, Мещеряков, Совейко, Степанов, Дергачёв, Завидонов (к), Аксёнов, М. Иванов, Морозов, Рязанов (А. Иванов, 65), Бурчалкин.
«Динамо»: Яшин, Кесарев, Крыжевский, Глотов, Соколов, Царёв (к), Урин, Короленков, Численко (Николаев, 70), Шаповалов, Фадеев.
* * *
Через два дня, 9 мая 1960 года, в Ленинграде открывается Пискарёвский мемориал. В 1939 году на северной окраине города в районе деревни Пискарёвка было заложено кладбище, которое вскоре в годы блокады стало местом массового захоронения умерших горожан и погибших военнослужащих, защитников осаждённого Ленинграда. Всего за время Великой Отечественной войны здесь в братских могилах захоронено около полумиллиона человек. Ещё до взятия Берлина было решено создать на этом месте мемориал погибшим, а в феврале 1945 года проведён конкурс на соответствующий проект. Реализация проекта заняла пятнадцать лет, и вот теперь, в День Победы, проходит церемония зажжения Вечного огня и открытия Пискарёвского кладбища – самого большого мемориального некрополя в мире. И в футбольном Ленинграде хватает тех, для кого это событие глубоко личное.
* * *
Александр Иванов в 1960-м капитан и первый ветеран «Зенита»: таких как он, 1928 года рождения, в команде больше нет. Всего год разделил его с участниками Великой Отечественной: последним в войну был призыв 1927 года. Коренной ленинградец, он всю блокаду провёл в родном городе. Потерял отца и мать. Но сам выжил. И даже как-то сумел скопить футбольного мастерства: в 1946-м начал играть в юношеской команде «Трудовых резервов». А в 1950-м дебютировал за «Зенит».
Встречу с «Динамо» он начинает в запасе, но именно его выход на поле становится предвестником голевой атаки – эти события разделяет минута. По иронии судьбы он, левый крайний, занимает место в зоне ответственности правого защитника «Динамо» Владимира Кесарева – того самого человека, с передачи которого забил главный в своей жизни гол. Дело было два года назад, на ЧМ-1958. Никаких предпосылок к тому, что форвард «Зенита» попадёт на чемпионат мира, вроде бы не было, но в самый последний момент перед отъездом сборной в Швецию громыхнуло «дело Стрельцова», в результате которого от сборной также были отлучены защитник Михаил Огоньков и правый нападающий Борис Татушин. Вот вместо последнего тренеры и решили вызвать Александра Иванова, который с равным успехом играл слева и справа, а как раз в те дни забивал за «Зенит» в турне по Дании. Как ни странно, но вот такой игрок, включённый в заявку в пожарном порядке, на чемпионате мира занял твёрдое место в основе. Уже в первом матче, против Англии (2:2), ленинградский Иванов забил – как раз после отличного паса Кесарева. А в следующем поединке, против Австрии (2:0), отметился голевым пасом. Другой Иванов, торпедовский Валентин, который был на поле рядом, потом напишет в своей книге: «Мы особенно радовались успеху Иванова – футболиста ленинградского «Зенита». Это был его дебют на международной арене, и он, до сих пор не ходивший в звёздах советского футбола и призванный в сборную, так сказать, в порядке аврала, ничуть не выпадал из ансамбля, играл самоотверженно и полезно, а гол свой забил мастерски, обведя вратаря Макдональда».
Конечно, тот гол стал большим событием для бывшего блокадного мальчишки. Как и теперешний выигрыш у чемпиона страны: Ленинград заслужил подарка к Дню Победы.
Почётного звания «Город-Герой» пока не существует, оно будет введено только в 1965-м. (Тогда же, к слову, День Победы станет выходным – сейчас, в 1960-м, это рабочий день.) Но сочетание «город-герой» прозвучало ещё в 1945-м, и как раз в мае. Верховный Главнокомандующий Маршал Советского Союза Иосиф Сталин своим приказом от 1 мая 1945 года распорядился «в честь исторических побед Красной Армии на фронте и великих успехов рабочих, колхозников и интеллигенции в тылу» произвести в этот день салют в столицах союзных республик, «а также в городах-героях: Ленинграде, Сталинграде, Севастополе и Одессе». Как несложно заметить, четыре города названы не в алфавитном порядке – принцип ранжирования какой-то другой. Надо понимать так, это степень соответствия званию героя. И Ленинград, первый в этом строю, вправе ждать от тех, кто уже после войны защищает его имя, аналогичной высоты духа.
* * *
Май для Ленинграда – это и память о знаменитых блокадных матчах. Они прошли в мае 1942-го, после первой, самой страшной блокадной зимы, когда враг был уверен, что вот-вот сломит сопротивление и, как предписано фюрером, сотрёт этот город с лица земли. В апреле фашисты выпустили газету «Ленинград – город мёртвых», и командованию Красной армии надо было срочно доказать обратное. Средством для этого стал футбол: матчи были боевым приказом. Первый сумели организовать 6 мая 1942 года.
Вообще-то в основной своей массе от призыва на фронт футболисты были освобождены. Как артисты, литераторы, учёные – те, кто воплощал собой для советских граждан мирную жизнь. Их военным предназначением было сохранение моральной стойкости народа – как на передовой, так и в тылу. Игроки ленинградского «Динамо», сильнейшей команды города в довоенную пору, одни из немногих, чьё желание бить врага на фронте было удовлетворено. В 1941 и 1942-м они защищали родной город. И тех, кто остался жив, находили в боевых частях и срочно вызывали в Ленинград для участия в матчах.
Борису Орешкину в июле 1942-го ему исполнилось тридцать: помимо «Динамо», в классе «А» он играл в ленинградских командах «Красная заря» и «Электрик». На фронте был командиром катера. Как сказано в представлении к награждению орденом Отечественной войны 1 степени, старший краснофлотец Орешкин, управляя своим катером в ходе разведывательных рейдов, «дерзко бросался к берегу под прямую наводку противника, принимая огонь на себя, ставил, ослепляя противника, дымзавесы и, выполнив задание, на катере, получившем пробоины, возвращался в базу. Зимой 1942 года участвовал в дерзких разведках в восточной части Финского залива, столкновениях с группами противника на льду. Имея раненую ногу, добровольно продолжал участвовать в боевых операциях. В тяжёлую стужу по 18-20 часов находился на льду, бросаясь туда, где завязывался бой с противником. Участвовал в отражениях групп противника, в 3-4 раза превосходящих численностью».
После блокадных матчей он вновь вернулся к футболу. И когда в конце 1945 года московское «Динамо» отправилось в английское турне, которому суждено было стать легендарным, Орешкин был включён в состав. Как и другие ленинградцы Архангельский (он тоже участвовал в боях и в блокадных матчах) и Лемешев. Видимо, для нашего руководства было важно показать союзникам защитников героического Ленинграда. Но представительскими функциями их участие не ограничилось. Так, выход на поле Орешкина способствовал перелому в самом ярком, пожалуй, матче той серии – против лондонского «Арсенала». На 38-й минуте хозяева забили третий мяч и повели 3:1, а на 39-й Орешкин вышел на поле вместо травмированного хавбека Леонида Соловьёва – в оставшееся время наши забили трижды и победили 4:3. Полный матч сыграл Борис в Глазго против «Рейнджерс» (2:2). По итогам турне Орешкин в числе шести футболистов получил звание заслуженного мастера спорта. И это, конечно, была не столько награда за три британских тайма, сколько компенсация за тяготы и лишения войны. В блокаде, к слову, он потерял почти всех своих родных.
В 1960-м Орешкин тренирует команду завода «Большевик» – того самого, команда которого первой в Ленинграде ещё до войны получила имя «Зенит».
* * *
Как боевую награду вправе был принимать звание заслуженного мастера спорта и другой известный футбольный ленинградец – судья всесоюзной категории Николай Усов. Ему звание присвоили вообще во время войны, в 1943-м, и за всю историю советского футбола он оказался единственным арбитром в таком ранге. Чтобы понять меру его судейского авторитета, достаточно одного факта: в 1936-м он обслуживал финал первого Кубка СССР.
Уже в июне 1941-го Усов добровольно ушёл в армию. Как инженер по профессии (четверть века строил подводные лодки на Балтийском заводе), стал начальником связи – сначала полка, а потом и дивизии. В 1942-м тоже участвовал в блокадных матчах, только, в отличие от футболистов, которых на фронт больше не отправляли, он воевал и дальше. Несколько раз был ранен, в 1943-м тяжело. Домой вернулся с тремя серьёзными боевыми наградами – медалью «За отвагу» (за Пулковские высоты, представление подписано 30 апреля 1942, перед самыми блокадными матчами), орденами Красной Звезды (за бои по снятию блокады, февраль 1943) и Отечественной войны 2 степени (за наступательные бои по прорыву блокады, зима 1944-го).
Любопытный фрагмент боевой биографии Усова в своей книге «Почти серьёзно» много позже вспомнит Юрий Никулин, в военные годы ещё не всенародно любимый клоун, а зенитчик на Ленинградском фронте.
«В обороне под Пулковом я встретил в звании капитана знаменитого Усова. До войны Усов был судьей Всесоюзной категории по футболу. Небольшого роста, толстенький, с виду даже несколько комичный, он среди болельщиков футбола считался самым справедливым судьей.
Про Усова мне рассказали интересную историю.
Блокадной зимой пошли шесть человек в разведку. Среди них и Усов. Разведчики взяли «языка». Тот стал орать. К нему подоспела помощь. Все, что произошло дальше, Усов не помнил. Только осталось в памяти, как его стукнули по голове чем-то тяжелым… Очнулся Усов и ничего не может понять: видит перед собой плакат с изображением футболиста с мячом, и на плакате надпись не по-русски.
Огляделся он вокруг и понял, что находится в немецкой землянке. Кругом тихо. Голова у него перевязана. Тут входит обер-лейтенант и спрашивает:
— Ну как вы себя чувствуете? Ты меня помнишь?
— Нет, — отвечает Усов.
Тогда обер-лейтенант на ломаном русском языке начал рассказывать, что с Усовым он встречался в Германии. Усов приезжал на международный матч и судил игру. Немец тоже был футбольным судьей.
Усов вспомнил, что действительно они встречались в начале тридцатых годов, вместе проводили вечера, обменялись адресами, обещали друг другу писать.
И вот Усов попал к нему в плен.
Обер-лейтенант спрашивает:
— Есть хочешь?
Усов, понятное дело, хотел. Сели они за стол, а там шнапс, консервы. Усов жадно ел, а про себя соображал, как бы сбежать. А обер-лейтенант ему предлагает:
— Живи здесь. Тебе ничего не будет. Ты никакой не пленный. Ты мой приятель, гость. Мы с тобой встретились, и я пригласил тебя к себе. Пожалуйста, живи здесь. Я тебя помню. Ты мне еще тогда понравился. Я здесь хозяин! Моя рота в обороне стоит, и вообще я похлопочу, чтобы тебя отправили в Дрезден. Будешь жить у моих родных. Устроят тебя на работу. А когда закончится война, поедешь домой.
Усов его внимательно слушал, но ответа не давал. А немец подливает ему шнапс, угощенье подкладывает и продолжает:
— Только у меня к тебе просьба одна будет, маленькая… У меня жена, дети, сам понимаешь. Ты должен мне помочь. Иначе трудно хлопотать за тебя. Давай утром выйдем на передний край, и ты только покажешь, где у вас штаб, где склады с боеприпасами, где батареи. Ну, сам знаешь, что мне нужно.
Утром обер-лейтенант вывел Усова на наблюдательный пункт. Там стереотруба стоит, рядом немцы покуривают. Недалеко, метрах в ста примерно, проходит нейтральная полоса.
Усов постоял, подумал и сказал:
— Ну, давай карту!
Немец подал карту. Усов будто бы рассматривает ее, а сам краем глаза видит, что немец прикуривает и отвернулся от него: зажигалка гасла на ветру, и обер-лейтенант ее всем телом накрывал, чтобы огонь не погас. Тогда Усов вскочил на бруствер и давай что есть силы бежать.
Потом он рассказывал: «Если бы засечь время, наверняка рекорд по бегу поставил. Бегу я по нейтралке и слышу, как мой немец кричит: «Дурачок, дурачок, вернись назад». Немцы опомнились и из всех траншей начали палить. А он им приказывает: «Не стрелять! Не стрелять», но все-таки ранило меня в плечо, когда я уже прыгал в наши траншеи».
Прошло время. Усов поправился. Наши перешли в наступление. В одном из прорывов и он принимал участие. И довелось ему увидеть ту самую немецкую землянку, в которой его уговаривали остаться.
Дверь землянки оказалась сорванной, на пороге лежал мертвый немец, а со стены на Усова смотрел с афиши улыбающийся футболист с мячом в руках».
В 1945-м, когда кончилась война, Усову был 41 год. Он вернулся к судейству – на матчах чемпионатов СССР работал до 1949-го. А в 1960-м он уже просто член Ленинградской городской коллегии судей и инженер Балтийского завода.
* * *
Любимец спортивного Ленинграда – Виктор Набутов. Сейчас, в 1960-м, уже радиокомментатор, а до того вратарь «Динамо». И защитник родного города. На воинскую службу был зачислен 24 июня 1941-го, через два дня после начала войны. Выжил в самых страшных боях, там, где было просто кровавое месиво. В том числе на Невском пятачке, который не имел аналогов во Второй мировой по количеству потерь на единицу площади. Где единственным укрытием для солдата был бруствер из трупов. Его сын Кирилл, который тоже станет комментатором, расскажет потом, что видел письма бойцов с Невского пятачка тех дней – без содрогания читать их невозможно. В мае 1942-го Виктора Набутова тоже нашли на фронте и вызвали в Ленинград, чтобы сыграть в футбол.
И как вратарь, и как комментатор, Набутов, безусловно, для Ленинграда фигура знаковая. Яркая, артистичная, не похожая ни на кого другого. Поначалу в воротах он с эффектами даже чуть перебарщивал. В своей книге «Звёзды большого футбола» Николай Старостин скажет о нём так: «Одарённый и техничный, он, правда, не считал за грех сыграть на зрителя. В его бросках, прыжках и даже костюме всё было чуть-чуть подчёркнуто, даже слегка утрированно». Следующий любимый вратарь Ленинграда Леонид Иванов, игрок олимпийской сборной СССР 1952 года, запомнил фразу Набутова: «Сначала играешь плохо и просто, потом играешь плохо и сложно, потом играешь хорошо и сложно, а к тому времени, когда поймёшь, что надо играть хорошо и просто, – пора уходить из футбола».
Закончил он в 1948-м, в 31 год, и, будучи от природы прекрасным рассказчиком, нашёл себя в радиожурналистике. Причём работал в собственной манере, не копируя ни Вадима Синявского, ни Николая Озерова, которые тогда господствовали во всесоюзном эфире. Умел рассказать о футболе иронично, и для тех лет это была интонация совершенно новая. Мгновенно и точно подбирал характеристики. Эпитет «филигранная техника», который со временем станет штампом, когда-то был его живой находкой. Первым впечатлением дважды коллеги – вначале футболиста, а потом комментатора – Геннадия Орлова, который приедет в Ленинград из Харькова в 1966-м, будет то, как игроки «Зенита» побаиваются оценок Набутова, настолько они авторитетны. А народ своего яркого спортивного ритора просто обожает. Не только за сочное и меткое слово, но и за верность Ленинграду – Набутова не раз будут звать в Москву, но он сохранит верность родному городу.
В отличие от Усова и Орешкина, звания заслуженного мастера спорта Набутов не имеет. Но не потому, что его не представляли. Сын Кирилл много лет спустя изложит такую версию. «Заслуженного мастера спорта ему помешал получить Михей Якушин, так мне рассказывали в «Динамо». Они ещё до войны на каком-то сборе команд «Динамо» схлестнулись, в Сочи. Играли в баскетбол, отец всех возил. Михей схватил Набутова за нос, мол, что ты тут воображаешь о себе. Отец ударил. Фамилию Якушина не переносил. Потом Якушин работал в Центральном совете «Динамо». После войны заслуженных давали по совокупности заслуг, не за конкретные успехи. Отца представляли, но Якушин вычеркнул фамилию».
Если всё на самом деле так, то 7 мая 1960 года у комментатора Виктора Набутова есть и своя причина порадоваться победе «Зенита» над «Динамо», командой Якушина.
* * *
А Пискарёвское кладбище, которое открывается 9 мая 1960 года, на десятилетия вперёд станет местом поклонения ленинградцев. Когда ты осознаёшь, что у тебя под ногами лежит полмиллиона, это не может не пробирать. Даже тех, кто никогда не знал войны. С годами сложится традиция, по которой 9 мая сюда будет приходить и «Зенит». И тренеры из стран, которые воевали в другом лагере, Италии или Румынии, будут приходить тоже. Потому что этот город, великий герой, заслуживает поклона любого, кто способен мыслить и чувствовать…
Проект «1960. За золотом Европы», предыдущие серии – здесь.
Источник:news.sportbox.ru
